Калейдоскоп. Даниэла Стил
поворот калейдоскопа жизни приносит вам радость! Нам калейдоскоп подарил вас – дражайшие, бесценные создания. А вам он пусть дарит любовь, цветы… улыбки… Держитесь вместе, милые, поддерживайте друг друга, побольше смейтесь, старайтесь не растерять ту любовь, которую мы вам привили. В знак любви к вам и вашему папе, в знак тех чувств, которые мы питаем друг к другу и к вам, искренне
Д. С.
Момент бытия, мерцающий миг, бриллиант в морских волнах, светящийся живой огонь, драгоценный луч, но вот, вдруг, поворот – и меркнет свет, и целый мир во мрак одет, будто в первый раз, а после – песни, рифмы вновь, опять любовь, опять мерцанье это – лучей рассвета и темноты; и, снова тень на свет сменив, так прихотлив и так неведом каждый шаг надежды в нас, так резко свет сменяет тьма, тоски и радости мерцанье, и вновь назавтра ожиданье превратится вдруг в лихой галоп… лишь незримый поворот руки – и вновь событий искр слепящий сноп… ведь наша жизнь – всегда большой калейдоскоп.
Часть I
СОЛАНЖ
Глава 1
24 декабря 1943 года северо-западнее Неаполя шли проливные дожди. Сэм Уокер, съежившись в окопе, зябко кутался в плащ-палатку. До войны он не бывал в Европе. Но участие в военных действиях далеко не лучший способ знакомства с миром – Сэм повидал то, чего никогда не хотел бы видеть.
Он находился по эту сторону океана с ноября 1942 года: сражался в Северной Африке, принимал участие в операции «Факел» и считал, что хуже Африки, с ее страшной жарой и ослепляющими песчаными бурями, ничего нет, но теперь понимал, что ошибался. Руки у него так окоченели, что пальцы едва удерживали «бычок» – подарок, полученный на Рождество от друга. О том, чтобы его раскурить, вообще не могло быть и речи.
Ветер с гор пронизывал до костей; это была худшая из зим, так по крайней мере считали итальянцы, и Сэм вдруг затосковал по зною пустыни. На Сицилию он прибыл в июле в составе 45-го пехотного полка Пятой армии Кларка, а в октябре участвовал в битве за Неаполь. Потом был бой под Термоли. Последние же два месяца они ползком, по скалам и буеракам, пробирались к Риму, сражаясь с немцами за каждую пядь земли, и каждый пройденный дюйм обильно поливали своей кровью.
– Черт! – выругался Сэм, обнаружив, что промокла последняя спичка, да и «бычок» – единственный рождественский подарок – тоже отсырел.
Сэму было всего двадцать один год; когда японцы атаковали Перл-Харбор, он учился в Гарварде. Гарвард… При мысли об университете он бы рассмеялся, если бы не чувствовал такую смертельную усталость.
Гарвард… с его кипящей событиями жизнью, старинным комплексом зданий, заполненный ясными молодыми лицами, излучающими желание когда-нибудь завоевать мир. Если бы он только знал, что его ждет… Теперь трудно поверить, что он когда-то был частью всего этого.
Сэм немало потрудился, чтобы поступить в Гарвард. Для него, обычного городского паренька из Сомервилла, поступление в этот престижный университет было мечтой всей жизни.
Сестра над ним смеялась – единственным ее желанием было выйти замуж за кого-нибудь из одноклассников, причем их пригодность к супружеской жизни она нередко проверяла в постели. Эйлен была на три года старше Сэма и, когда он наконец поступил в Гарвард, уже успела выйти замуж и развестись. Родители их погибли в автокатастрофе, когда Сэму было пятнадцать, и мальчику пришлось жить с сестрой и ее восемнадцатилетним мужем.
Но долго он с ними не выдержал, впрочем, юный супруг тоже вскоре оставил Эйлен. С тех пор Сэм ее практически не видел.
Лишь на третий день после призыва он все-таки поехал попрощаться с сестрой. Эйлен работала в баре. Она сильно изменилась, обесцветила волосы, и Сэм едва узнал ее в полумраке. Вначале она смутилась, но в ее взгляде все равно горел тот самый алчный огонек, который Сэм так ненавидел. У Эйлен на уме были только кавалеры, и младший брат никогда ее особенно не интересовал.
– Ну что ж, удачи тебе…
Эйлен нервничала – ее ждали клиенты – и не знала, что еще сказать брату. Сэм же не решался поцеловать ее на прощание.
– …Сообщи, где ты находишься.
– Да, конечно… не беспокойся…
Прощаясь с ней, Сэм снова чувствовал себя двенадцатилетним мальчиком. Ему вспомнилось все, что он не любил в сестре. Впрочем, трудно было бы назвать то, что он в ней любил. Они всегда были очень разными, словно прибыли с разных планет.
Эйлен в детстве изводила брата россказнями о том, что он якобы был усыновлен, и он верил ей, пока в один прекрасный день мать ее не выпорола и с обычной для себя пьяной откровенностью не сообщила Сэму, что все это вранье. Эйлен врала всегда и по любому поводу и при каждом удобном случае сваливала на Сэма вину за свои проделки. Отец, как правило, верил именно ей.
Все его родственники казались Сэму чужими: и могучего сложения отец, всю жизнь проработавший на рыбацкой шхуне, и мать, злоупотреблявшая спиртным, и сестра, каждую ночь пропадавшая на гулянках. Порой, лежа в кровати, он мечтал о жизни в настоящей семье, где регулярно готовится горячая