Бегающий сейф. Сергей Вишневский
так и не появилась.
Мама мне рассказывала, что еще во время учебы он зарабатывал больше некоторых преподавателей, ввиду неугомонной натуры. Я же был всегда спокоен, возможно, излишне, хотя иногда на меня находило, и появлялись приступы безбашенности. Мама за это называла меня тихим омутом.
Была в древности такая пословица то ли у росков, то ли у русков, не силен в истории. Звучала она так: «В тихом омуте черти водятся». Кто такие черти мне отец пытался объяснить, только я так и не понял. Рогатые, с копытами и хвостом, черного цвета и любят пакостить. И как это вообще понимать? В древней мифологии русов, даже профессора путаются. Папа меня называл богатырем. Иногда он мне рассказывал легенды того народа, говорил, что наш род оттуда корни ведет. Папа вообще был богат на странности.
Я был больше отца и матери. Мой рост составлял 215 см. Благодаря отцовским тренировкам со мной, я не был тростиночкой. Мой вес составлял 140 кг по земному тяготению. На Марсе, кстати, часто проявлялись мутации.
Отец частенько меня использовал как грузчика. Когда мне исполнилось 12 лет, он откуда-то привез военный тренировочный комплекс – сфера диаметром 12 метров и голографический проектор внутри, да еще специальный костюм с кучей датчиков. Тогда я познал боль и приобрел свою полезнейшую черту. Черту, отделяющую «не хочу» от «не могу». Отец часто говорил: «Не могу – это без сознания или паралич. Все остальное – не хочу!». Я потом нередко повторял эту фразу, когда зеленые необстрелянные сослуживцы стонали на тактическом учебном слаживании.
Тот архаичный агрегат, по недоразумению называемый «тренировочный комплекс», опустошал меня полностью, порой я не мог сделать и шагу – полз на карачках. Даже отец никогда перед тяжелой работой в него не залезал. Он мне рассказывал, что это еще урезанная модель. Папа, папа. Мне его очень не хватало. И на битве за Аринзе и на последней, за Суммом. На Аринзе был мой первый бой: жуткая смесь из страха и ярости. На Суммом была последняя битва. Там, где я разглядывал свою руку отдельно от меня. Нет, вы не подумайте – я бы никогда его туда не пустил, не дай бог, что с мамой потом случилось бы. Просто не хватало его руки на плече и шепота на ухо: «Можешь?» – «Да, могу!».
Иногда я вспоминаю их и думаю, что умерли они хорошо, легко, без мучений – одна вспышка, и все. Навсегда. А что до меня, то думать я начал поздновато. Без злости и ярости, четко осмысливая, что делаю. Эх, может, и не лежал бы сейчас обрубком в госпитале.
В день моего окончания Военного Училища по специальности «Оператор боевых роботизированных систем» я получил звание прапорщика. Стукнуло мне тогда 28. В эту же ночь, в пьяном угаре я узнал, что моей семьи, моей родной фермы, да и вообще живых на Марсе не осталось – лооски атаковали Марс и выкосили все, что было живое. У них кремниевая структура ДНК или что-то в этом роде. Нам на занятиях объясняли, что мы, в принципе, не можем быть совместимы, ни по полу, ни по еде, ни по атмосфере. Так что, они при атаке