Курмахама. Надежда Калинина
чего так морочиться, масло кинуть сливочное, перемешать и все! – уже в который раз удивился предложению дочери отец, – чего мудрить-то? У нас в столовке всегда так делают. Придумала же, жарить макароны!
Но Елена умела быть убедительной, и отец быстро уступил. Несмотря на её тревоги, блюдо вышло на славу. Макароны, поджаренные на сливочном масле, пусть и бесформенные, но покрытые сверху золотистой румяной корочкой, с аппетитом съели проголодавшиеся члены семейства. Даже Иришка, обычно не жаловавшая это блюдо, слопала двойную порцию, хоть и недовольно морщила при этом носик. А сама Елена, как заправский кулинар, была награждена дружной похвалой родителей за удавшийся ужин.
– Подумаешь! – проходя мимо старшей сестры, прошипела Иришка, – Тоже мне, подвиг, лапшу сварить, Алёшик-выпендрёжик.
– Шагай-шагай, дурындалетка! – начала было Елена, но едва открыв рот, подумала, «зачем же так сурово?» И сказала миролюбиво:
– Рада, что тебе было вкусно, Иришка!
Иришка так и застыла в дверях, затем медленно повернулась к сестре и уже менее непреклонно и даже слегка растеряно бросила:
– Ну, точно больная.
Родители сделали вид, что не заметили Иришкину резкость. Впрочем, как обычно.
В эту ночь Елена никак не могла заснуть. Мысль о том, в каком времени она проснется утром, не давала ей покоя. Она лежала на своем диване. Все кругом давно уже спали. Сквозь незашторенное окно в комнату задумчиво уставилась яркая луна, от чего обстановка в комнате словно плыла по призрачным жёлтым волнам. Елена смотрела в потолок, который странным образом кренился под её взглядом, то проваливаясь тёмным концом своим в чернильный омут в районе шифоньера, то всплывая белой спиной гигантского кита, когда взгляд возвращался к окну. Веки девушки периодически закрывались сами собой, и когда усилием воли Елена возвращала их в открытое состояние, всё казалось волшебным, сказочным, нереальным. «Кстати, а что вообще считать реальностью – прошлый день, который на самом деле был в будущем, или день настоящий, но по факту уже однажды прожитый? Где я буду завтра? В прошлом или в будущем?» – с этими мыслями подлые веки Елены снова рухнули, чтобы уже не подняться.
Пространство между веками оказалось вне времени и пространства, в нём не было ничего, только спокойное тепло. Да вдобавок к нему еле уловимое томление молодого тела – странное, вновь обретённое ощущение. Елена ещё попыталась о чём-то подумать, зацепиться сознанием за ускользающую явь – безуспешно. Сон уже накрывал её, глубокий и крепкий, какого у Елены не было, кажется, целую вечность.
Проснулась Елена потому, что кто-то, пройдя совсем близко, в паре сантиметров от её лица, как из лейки окатил кожу свежей прохладой потревоженного воздуха. Она открыла глаза и с трудом сфокусировала взгляд. Расплывчатая фигура у окна приобрела знакомые очертания. На миг Елене показалось, что она видит немного сутулую спину Геннадия, но нет, конечно же, это была мама, которая поливала герань на подоконнике из небольшой жестяной лейки.
– Мама-а-а, – не без