Татарочка. Седрак Вартгезович Симонян
мой младший, очень слабый здоровьем, куда уж тут его шлёпать-то? Врачи советуют увезти его на юг, здешний климат ему не годится, так сын со снохой, замышляют купить дом в Крыму.
– И вы уедете с ними, да, дедушка?
Прежде чем ответить, Алексей вернулся к столу, присел на диван:
–А мне юг вреден, так что я здесь останусь, а заодно за квартирой да за дачей прослежу.
Он и не заметил, какой радостью наполнилось личико Асеньки.
– Я обидела вас, простите, дедушка.
– Ладно, дитя, это же я сам тебя и разозлил.
– Почему, дедушка?
– Хотелось подшутить, поговорить.
– Все взрослые так шутят, да?
– Э-эх! Может, в душе-то я моложе тебя. Не веришь? И страдаю в изношенном моём теле. А ничего нельзя сделать, разве что молиться…
– Непонятные слова говорите, дедушка. Вам очень грустно, да?
– Я-то как раз говорю понятно, а вот ты ворчишь, как старушка. Лучше постарайся оставаться в своём возрасте, как Богом данной, в образе своём. И не гонись за призраками дальними. Это бесполезно, а взросление, само настигнет. Всё в своё время.
От услышанного, растерявшиеся Асенька, уже и слов не проронила. Но когда Алексей, увлёкшись, вновь слушал новости по телевизору, тихо промолвила:
– Дедушка Алексей, Я хочу, чтобы ты не уехал. Если можно. Пожалуйста…
– Э-эх, дитя. Все уходят. Каждый в свой час. Ладно, давай сейчас заглянем твои рисунки. А то слишком грустное у нас получается разговора. – Алексей взял альбом, пролистал. – Странно, у тебя одни горы да море…
– Да, синее-синее! А у моря, наш дом.
– Заметно, да. А почему труба дымит, как паровоз.
– Это моя мама готовит что-то вкусное, вкусное для меня.
– А говоришь, что не видела моря. Может, твоя родня, и вправду жил у моря? Что скажешь, дитя.
– Не знаю. Но помню, мама всегда пела о море.
– Слова-то помнишь? На каком- то языке она пела.
– Не, не помню. Но я знаю, пела о море.
– А лицо матери помнишь?
– Немножечко. Когда глаза смыкаю, тогда появляется. Может и не она. Я почти позабыла. Она очень, очень красивая.
– Понятное дело. От красивых, красивые рождаются. Девочка, может, родных твоих совсем не там искали?
– Никого не искали. И меня не ищут, дедушка. Наверно думают, я сгорела, умерла.
– Откуда знать. Может и быть такое. Надежда сказала, в том пожаре мало кто выжил. Да, ты права.
– Только мама не может так считать! Не может. Не должно.
– Успокойся, не взвинчивай себя. Ты сказала, не помнишь, с кем была в поезде, да?
– Не помню, дедушка. Я стараюсь, но не вспоминаю.
– То-то и оно. Ты слишком не огорчайся. После таких стрессов, взрослый, не то, что дитя, могло и память потерять. С кем, куда ехали, откуда, ещё надо выяснять. Говорят, что тебя военные подобрали, за пару сотен метров, от горящего вагона.
– Я знаю, дедушка. А больше они ничего нового не сообщают.
– Ещё в твоём деле сказано, когда ты пришла в сознание, то говорила, что татарочка. А имя вспомнила позже. Это правда, дитя?
– Да. Во сне мама меня звала. И я вспомнила своё имя.
– Мама,