Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы…. Василий Звягинцев
оружия ему иметь не позволялось. А в чем смысл запрета? Все равно ограды нет, охраны на вышках нет, воевать не с кем, пресловутую сферу и бортовым залпом космического линкора не пробьешь. Но – ход мыслей судей и тюремщиков простому узнику понять не дано.
Тем не менее – наложить на себя руки совесть не позволила. И гордость. Дать возможность этим сволочам и гадам торжествовать – извините. Погибнуть в бою, пусть и заведомо проигрышном, – пожалуйста, но самому… Пошли вы все на…
Тут же вспомнились совсем давние (по нормальной шкале), годы, когда носил темно-зеленый мундир с золотыми капитанскими погонами и, несмотря на малый чин, беседовал в палатке за накрытым по-походному столом с Великими князьями, будущим царем Александром Александровичем и главкомом Николаем Николаевичем. Он пытался им внушить, что не стоит затевать Плевенско-Шипкинскую операцию, куда лучше, оставив демонстративные заслоны, предпринять, в стиле Шлиффена, глубокий обход правым флангом от Бухареста через Видин и Софию прямо на Константинополь, оставляя Балканы и главные силы турок в тылу. Чем предвосхитил стратегическую идею немцев в войне против Франции в сороковом году следующего века.
Его не послушались и получили то, что получили, а Антон, довольно успешно покомандовав передовым отрядом Скобелева, в нужный момент отбыл к Главной квартире турецкого полководца Осман-паши, где в роли английского инструктора принес русской армии гораздо больше пользы.
Этот давний опыт слегка его воодушевил, в том смысле, что безвыходных (совсем уж безвыходных) положений не бывает. Иногда достаточно просто взглянуть на жизнь под другим углом.
Следующие месяцы он изнурял себя физическими упражнениями всех известных ему методик – земных и форзелианских. Как будто ему предстояло, с боем вырвавшись из тюрьмы, пешком пересечь пустыню Калахари, сражаясь с аборигенами и дикими животными. Не пил синтанга, ничего вообще, кроме чистой воды из родника, ел невкусную, но полезную пищу. Сжег на костре свой труд, старательно развеяв пепел по ветру, и начал писать новый. Издевательский по отношению к своей Конфедерации настолько, как «Похождения бравого солдата Швейка» – к австрийской империи.
Практического толка и от этой акции немного, ущерба достоинству неприятеля – еще меньше, но хоть позабавиться…
На третьем году прискучило и это. Все чаще стали повторяться приступы депрессии, мучительной, особенно по утрам. Снова появились мысли о добровольном уходе из бессмысленной жизни, и Антон возвратился к синтангу.
Ему оставалось только экспериментировать с этим гранулированным порошком, который поступал по линии доставки, в надежде нащупать такую концентрацию отвара и температурный режим, которые позволили бы ему исполнить замысел.
Не самоубийства, его он оставил на крайний случай, причем способ придумал эффектный, в стиле римлян-сибаритов эпохи упадка.
Сейчас он убедил себя, что если удастся привести мозг, всю нервную систему в особое состояние, по