Утаенные страницы советской истории. Александр Бондаренко
ночного допроса 14 мая показания на Тухачевского дал и Путна.
В июне 1955 года на допросе в прокуратуре бывший сотрудник НКВД В. Бударев признал, что Примаков и Путна дали показания только после избиений следователями.
В те дни Тухачевский еще находился на свободе в Москве, готовился к отъезду в Куйбышев. 13 мая у него состоялась встреча в Кремле со Сталиным. О чем говорили Генсек и опальный маршал остается неизвестным, но сам факт беседы можно рассматривать как доказательство того, что Сталин еще не был однозначно уверен в виновности Тухачевского.
Санкцию на арест Тухачевского и других остающихся на свободе «участников заговора» Ежов запросил у Политбюро 20 мая, при представлении допроса арестованного заместителя командующего войсками Московского военного округа Бориса Фельдмана.
22 мая Тухачевский был арестован в Куйбышеве, в перерыве заседания окружной партконференции, и доставлен в Москву. Протоколы его первичных допросов и очных ставок до сих пор не обнаружены. Судя по показаниям других арестованных, поначалу маршал отрицал свое участие в «заговоре». 29 мая его допрашивал сам Ежов, после чего Тухачевский «сломался» и начал давать «признательные показания», при этом на отдельных листах его показаний от 1 июня в 1956 году были обнаружены пятна крови.
Приведем фрагмент этих показаний: «Еще в 1928 году я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934 году я лично связался с Бухариным, с немцами я установил шпионскую связь с 1925 года, когда ездил в Германию на учения и маневры… При поездке в 1936 году в Лондон Путна мне устроил свидание с Седовым…». В показаниях, очевидно вырванных у маршала в результате избиений, приводится ряд фактов, которые сегодня невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть: встреча в 1934 году с находящимся в опале Бухариным и беседа с Седовым, сыном Троцкого. Возможно, они и были зафиксированы сотрудниками НКВД, но документы на сей счет историкам неизвестны.
Встречи Тухачевского и секретаря президиума ЦИК СССР, оппозиционно настроенного по отношению к Молотову и Кагановичу, могли происходить и происходили, особенно если учесть их знакомство с весны 1918 года. Но втягивал ли Енукидзе военачальника в «правую организацию» – это вопрос, тем более что недовольным политической линией предсовнаркома и самого Сталина незачем было создавать какие-либо организации. Шла обычная аппаратная борьба сторонников различных точек зрения на методы решения стоящих перед страной задач, которая лишь изредка становилась гласной на пленумах ЦК, заседаниях Политбюро и Совнаркома. Но если Енукидзе и других «бакинцев» не устраивала жесткая линия Молотова внутри страны, то Тухачевского более интересовали внешнеполитические проблемы. Он был одержим идеей сокрушения Запада наступательной войной и, быть может, именно за это и поплатился жизнью, попав в хитро расставленную западню иностранных спецслужб…
Видимо, антизападными и прогерманскими устремлениями Тухачевского и были продиктованы далеко