Жара. Сборник рассказов. Вячеслав Петрович
Сергея Ивановича, помог спуститься с крыльца, усадил пьяно засыпающего друга-соперника на скамью под сосной, сказал оправдываясь:
– Закуску уберу, окно открыто, птицы растащат, кошки придут, убирать за ними…
Убирая закуску в холодильник, услыхал, как Сергей Иванович просил по телефону Тамару забрать его, и с надеждой, так не хотелось Андрею Петровичу идти провожать, спросил по завершению телефонного разговора:
– Придет?
– Куда она денется.
– Пойдем, участок тебе покажу.
– Нет, давай Катьке позвоним.
– Далась тебе Катька, бабка она старая, не помнит ничего. С кем жила, когда жила… Сам-то с одной только Катькой… – ожидая услыхать: «да не было у меня с ней ничего», а услышал:
– Нет, конечно, и другие были.
– Проехали, – ответил Андрей Петрович, – готовься, Тамара придет, по ушам тебе даст, и мне за то, что тебя напоил. Жука не забудь. Подарок мой.
– Не забуду, – с пьяной агрессий ответил Сергей Иванович.
Тамару привез на автомобиле сын соседа по даче.
– Нажрался, – ступив на участок, обратилась Тамара к сиротливо сжавшемуся на скамейке, покаянному мужу, – и что у тебя за дрянь в руках.
– Пепельница, – ответил Андрей Петрович, – сувенир из Италии, дочь привезла. Подарок.
Тамара не ответила, хозяйственно вышагивая по бетонной дорожке к веранде дома. Она обернулась в сторону водителя:
– Паша, подождешь? Участок посмотрю, – удержала мужа в попытке приподняться: – Да сиди уж, сами посмотрим с Андрюшей.
Обошли дом, у заросших сорняком грядок, остановились.
– Участок не плохой, а не следишь.
– А мне и не надо, сосны, березы, орешник у забора, птицы поют…
– А Надежда? перебила Тамар.
– Что Надежда? Болеет Надежда.
– Довел бабу своими похождениями.
– Да уж какие похождения сейчас.
– Сейчас может и нет, а прежде… Цветы… – наклонилась над цветком, пробивающимся через сорняки, – пересадил бы, жалко цветы. Выпрямилась с усилием, продолжила, – старая стала, спину не разогнуть, суставы опять же. А участок у тебя хороший, – по-хозяйски, оглядела участок. – Надежда не ездит?
– Редко. Дочь звонила, по скорой опять забрали в реанимацию, аритмия, мерцательная.
– Довел, довел бабу, – оглядела Андрея Петровича. – Похудел. Давно тебя не видела, Андрюша, постарел, – задумалась, озирая участок, подошла к забору, обернулась, – новый поставил?
– Да уж четыре года.
– Мой чудной стал. Баб своих прежних вспоминает. Мне рассказывает.
Она склонилась над заросшей грядкой, обернулась в сторону Андрея Петровича:
– Чеснок?
– Не помню.
– Чудной. Чудной стал. Можно подумать, что мы не знали. Все мы знали. Что вспоминать? Да мне и рассказывать.
– Не молодеем, – ответил Андрей Петрович.
– Ты бы к нам зашел, Андрюша. Соседи почти.
– Зайду.
– Андрей не пишет? – спросила Тамара.
– С чего это