Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3. Том 7. Александр Солженицын
Да самою Россией, наконец!
И Милюкова же будут теперь больше всего и упрекать…
Хотя и ясно всем – «нет! нет! нет!», но прежде чем сформулировать какое-то решение – должны они быстрей всего остановить Манифест, вот что! Чтоб он никуда не растёкся! Его, конечно, изо Пскова или из Ставки начнут передавать теперь, не спрося правительство. Надо выиграть время для обдуманья! Надо в обоих местах – остановить!
Торопили, гнали отречение, а теперь – остановить!!
Что для этого? Срочно телеграфировать, нет – разговаривать со Псковом и со Ставкой.
Милюков: и даже выяснить возможность обратно изменить Манифест в пользу Алексея!
И – кому ж было всего внушительней, и приличней, и убедительней сделать это всё, если не Родзянке?
Вот, они совсем его отставили, – но наступила новая решительная минута, и снова требовался только он!
А он, великодушный, был готов! Он – простил им, что они его оттеснили!
Готов хоть сейчас.
Именно сейчас! Немедленно!
Но неприлично было бы послать его и никого не послать от правительства. Да вот же и князь Львов, ну вот он наконец!
Ласково жмурился. Не проявил смущения, что прятался.
Ехать переменить? Ну, можно ехать переменить.
А оставшиеся теперь расспаривались дальше, да всё острей.
Узкоголовый подобранный Керенский метался, бросался по маленькой комнате (но не бежал к своим в Совет!) и всё пламенней извергал, что теперь само собой диктуется здоровое решение: полный отказ от всякой монархии! Немедленное отречение и Михаила тоже! Не останавливать Манифест, нет! – но скорее вырвать отречение и у Михаила, – и сразу возгласить Учредительное Собрание!
И Некрасов невиданно разволновался, раскрылся, мрачно кидал взоры – и сел набрасывать проект отречения Михаила.
И значит – немедленное провозглашение республики!
И чёрный Львов – ходил по диагонали и клокотал со сжатыми кулаками.
И получалось, что только один Милюков оставался за монархию?
Но чем крайней метались его собеседники – тем более трезвел Милюков и тем более упирался. Уже тяжелила его и неловкость от вчерашней уступки: зачем же он признал монархию своим личным частным мнением, когда это стоит в программе кадетской партии? Так быстро нельзя отступать, можно расстроить ряды.
И вот сейчас Милюков всё более устаивался: нет-таки! монархия – должна быть! Хоть на время. Должна быть видимость законной передачи власти, без которой мы не можем действовать дальше. Михаил – так Михаил, пусть будет Михаил. Пока.
Республика? Нет, мы не готовы. Мы не можем перепрыгнуть.
Говорили всё нервней. Ссорились.
А ночь текла…
А Родзянко и Львов не возвращались.
И в пятом часу стало проясняться им такое действие: теперь неизбежно им всем с утра ехать к Михаилу. И заявить ему –