Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 1. Том 5. Александр Солженицын
не будет удерживать мужа во что бы то ни стало. Женщина не может возвыситься и рассуждать безпристрастно.
Ничем-ничем нельзя ему отгородиться от беседы. А вылезать из-под одеяла в похолодавшую комнату незачем, и за окном пасмурно.
– Эти несколько месяцев проверять себя, советоваться – должны были мы с тобой. А когда уже стало бы ясно нам – тогда бы объявили ей.
Ну, может быть, это тоже не совсем честно…
– Дорогой мой, мы – нуждались в таком периоде. У нас с тобой сближение произошло слишком стремительно. Я не считаю, что… Но и не так же быстро! Мы себя обокрали, чего-то у нас теперь нет, и нужно время, чтобы это восполнить.
Шерстью подбородка молча водил по худенькому предплечью.
– А она, конечно, сразу поставила тебе ультиматум.
Ультиматум? Никакого.
– Да вот то́ письмо! Самый настоящий ультиматум: немедленно выбирай! Одну из нас не увидишь!
– Да какой же это ультиматум, Ольженька? Это просто – раненый крик.
– Да никакой не раненый крик, дурачок. Это самый настоящий ультиматум. Вызов и борьба. Насилие над твоим несозревшим чувством, – вот тут его и давить, когда ты открылся по простодушию. Она – в выигрышном положении: у нас с тобой только розовое начало…
Нет, алое! – это не словами…
– …ещё никакого прошлого, – а у вас там десять лет, сотни уютных привычек, общих воспоминаний, знакомых, вырваться кажется невозможным: всё крушить? ломать? всем объяснять?
– Но знаешь, если и получилось у неё так, то не из расчёта… Не из расчёта принудить и вернуть, а – выход из горя, хотя бы путём жертвы… Она готова уступить…
– Г д е ты видишь жертву? Она жертвует тем, чего у неё уже не было. Только подтверди, что я – первая и несравненная! Она рискует, не рискуя. Достаточно зная тебя, как ты её – не знаешь.
– Но ты – тем более не…
– Нет, я – знаю! Даже вот по этим её приёмам. Она «отпустила» тебя – и этим сразу победила! И угрожала самоубийством. Безсовестный приём. И ты – сдался!
Очень омрачился.
– Хотя это касалось и моей судьбы тоже. Ведь ты сдавался – за нас обоих.
– Судьбы! Вот начнётся весеннее наступление – может убьют, и не то что судьбы, и не то что меня, а и вообще никакого Воротынцева на свете не останется.
Стихла:
– Жалеешь, что – нету?
– Раньше не жалел, а вот стал.
– Не жалей. Для смерти – может быть. А для жизни… Я – никогда и не хотела. Ребёнок превращает мать – единственно в охранительницу, и это сковывает всё творческое, останавливает развитие личности.
Но – не уклоняться:
– Ты нарушил не счастье её, а безпечный покой. Я ведь – не на её место пришла. Она тебя потеряла за годы, когда вы ещё оба этого не знали. А теперь – ринулась скорее подчинить тебя вновь.
С сожалением поглядывала на этого воина, такой растяпа против женского тканья. Искала понеобидней:
– Ты был –