Тени возмездия. Валерий Шарапов
Мужчина сам стал смотреть и оформлять документы Саблина. Сидящий у соседнего стола молодой москвич в дорогом модном пиджаке, отглаженных брючках-дудочках с усмешкой бросил в сторону Матвея обидную фразу на немецком языке. Приезжий не сдержался и ответил ему так, что оформлявшая пижона пожилая женщина покраснела, а секретарь комиссии засмеялся в полный голос. Если у москвича был явно литературный немецкий, то Матвей продемонстрировал хорошее знание разговорного немецкого. Пижон растерялся, так как он не понял и половины сказанных ему слов. Преподавательница на хохдейче [6] попросила Матвея не выражаться как сапожник в стенах учебного заведения. Приезжий тут же рассыпался в галантных извинениях на таком же чистом немецком. Когда же он продублировал извинения и на французском, секретарь приемной комиссии взял его документы и куда-то отлучился. Вскоре он вернулся и выдал справку о приеме документов и направление в общежитие. На этого абитуриента явно обратили внимание. Шел 1949 год, еще не было даже первого выпуска института иностранных отношений. Пока не было ажиотажа при поступлении в него. В народе крепко сидело убеждение, что пребывание за границей даже членов семьи рассматривалось бдительными товарищами как потенциальная измена, и на карьере можно было ставить крест. Особенно в предприятиях и организациях, связанных с обороной и государственными секретами, а таких было немало.
На выходе Матвея поджидал тот самый пижон. Они познакомились, и это был Давид Степанян. В дальнейшем лучший друг и сокурсник Матвея. Именно Давид привел Матвея в секцию бокса, помог устроиться на подработку оформителем в Торговую палату. Это была настоящая мужская дружба. Они не раз выручали друг друга. Папа Давида был родом из одного села с Микояном и после Гражданской войны помогал создавать наркомат внешней торговли. Так что карьера сына была предопределена. Саблин часто бывал в гостях у большой армянской семьи, его там принимали как родного. Когда Матвея отчислили с четвертого курса после скандала с генеральской дочкой и отправили служить в стройбат под Читу, дядя Давида, майор ГРУ Руслан Константинович, через Микояна добился, чтобы парня перевели служить в спецназ ГРУ, дислоцированный в Германии.
Теперь Давид сидит напротив Матвея в берлинском аэропорту Темпельхоф, открыв от неожиданности рот, и явно хочет заорать от радости и кинуться ему на шею. Север сделал как мог зверское лицо, выставил перед собой как барьер «Шпигель» и одними губами, так чтобы никто не слышал, выругался. В сообразительности Давиду было не отказать. Он догадывался, где служил друг, поэтому понимающе чуть заметно кивнул. Жена Давида с недоумением наблюдала эту немую сцену, но вопросов не задавала. Так приучена жена дипломата (Давид не пошел под крыло отца в Министерство внешней торговли, а служил в МИДе). Матвей уперся взглядом в журнал, но боковым взглядом следил за другом. Такая судьба у разведчика-нелегала. Давид посадил на колени дочку:
– Давай,
Хохдейче – литературный язык.