Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни. А. О. Чубарьян
перед Некричем вопрос о том, чтобы он публично отмежевался от западных публикаций, что Некрич сделать отказался, и, видимо, это также повлияло на окончательное решение Комиссии партийного контроля.
Но этим дело не ограничилось. Все издательства и средства информации получили предписания не публиковать никаких произведений А.М. Некрича. Фактически это решение означало отлучение историка от научной деятельности. И я хорошо помню, как переживал всю эту ситуацию сам Некрич. Ведь речь шла не только об истории Советского Союза и войны. Автор не мог опубликовать даже небольшие статьи и заметки по истории Великобритании. Формально его не увольняли из института, но он не мог продолжать научную работу, не имея возможности публиковать результаты своих исследований.
Так продолжалось почти год. И в результате А.М. Некрич принял решение эмигрировать из Советского Союза. К этому времени уже ушла из жизни его мать, с которой Некрич был необычайно близок. Детей у него не было, личная жизни не сложилась, так что и в этом плане его мало что связывало.
И все же фронтовик Некрич тяжело переживал свой вынужденный отъезд. Я думаю, что он страдал и от того, что сотрудники института публично не встали на его защиту. Многие выражали ему личные сочувствие, но дальше этого дело не шло. Таковы были реалии того времени.
А.М. Некрич уехал сначала в Италию, а затем в США, где и поселился. За границей он опубликовал ряд книг, в том числе и в соавторстве с Михаилом Геллером «Историю России».
Но в моей жизни история с А.М. Некричем имела свое продолжение. В 1989 году, только что став директором Института всеобщей истории, я поехал в Западный Берлин на конференцию, посвященную 50-летию подписания советско-германского пакта 1939 года.
Среди предполагаемых участников значилось и имя А.М. Некрича. Прекрасно помню, что я был крайне взволнован предстоящей встречей с ним спустя 20 лет. Я знал о его глубоком разочаровании позицией коллег по институту, в том числе, как мне казалось, и моей.
Я практически не спал всю ночь и с трепетом вошел в зал заседания. Увидев друг друга, мы с Некричем сдержанно поздоровались, но уже вечером за бокалом вина у меня отлегло от сердца, поскольку я понял, что Некрич не хочет вспоминать прошлое. Я официально пригласил его в Москву, и вскоре он приехал. Мы организовали его лекцию и прием в его честь. И мне показалось, что обиды и разочарования остались в прошлом.
А личная жизнь А.М. Некрича не сложилась и в эмиграции. Он работал в русском исследовательском центре Гарвардского университета, а жил в небольшом съемном домике неподалеку от Бостона. К несчастью, Александр Моисеевич тяжело заболел; рак терзал его несколько месяцев, и он ушел из жизни в 1993 году.
На международной арене
Значительная часть моей деятельности была связана с международными контактами, с участием в мировых конгрессах, конференциях и встречах, поэтому я решил посвятить этому большее место в моих воспоминаниях. При этом мне бы не хотелось, чтобы