Герои моего времени. Михаил Константинович Зарубин
это – просветитель, выразитель духовно нравственного замысла пьесы, для зрителей фигура почти мистическая.
Почему? Ответить на этот вопрос поможет высказывание Питера Брука: «Театр – это особая форма жизнедеятельности, в процессе которой человек постигает жизнь. Причем делает он это не на теоретическом уровне. Не на уровне идеологии, а конкретно и непосредственно. Поэтому театр – мир, в котором философия перестает быть абстрактной идеей и становится живым, непосредственным опытом». Именно за таким опытом зритель идет в театр, предполагая, что между ним и актером сложатся доверительные, честные отношения и не возникнет злополучная разделяющая зрительный зал и сцену «четвертая стена». И основной труд по выполнению этого условия ложится на плечи актера.
Театр, не раз повторял Лавров, – это, прежде всего, актеры. Именно на них приходит зритель, именно они должны донести до зрительного зала мысли драматурга, именно в них вкладывают труд мастера многочисленных театральных профессий: режиссеры, художники, композиторы, балетмейстеры, гримеры, парикмахеры, костюмеры, билетеры…
Как бы ни велик был вклад режиссера в создание спектакля, конечный успех постановки зависит, в первую очередь, от актера. Высокий уровень актерского мастерства способен глубоко раскрыть творческий замысел спектакля. Недаром ни один самый популярный драматург не может сравниться по степени популярности с актером, именно актеры становятся властителями дум общества, воплощая и символизируя театр.
Театр был всегда и в значительной степени остается сегодня искусством трагедии, восходящей к традиции древних религиозных мистерий. Такое действо обязательно подразумевало соучастие зрителя. Большие артисты умели мощью своего таланта, проникновенностью и искренностью исполнения роли преодолеть разрыв между сценой и зрительным залом, подчиняли зрителя 1 своим переживаниям. Но, как писал Вяч. Иванов в статье «Эстетическая норма театра»: «Соборность осуществляется в театре не тогда, когда зритель срастается в своем сочувствии с героем и как бы начинает жить под его личиной, но когда он затеривается в единомышленном множестве, и все множество единым целостным сознанием переживает подвиг героя, как имманентный акт в его трансцендентном выявлении». В БДТ были актеры, которые могли создавать такое «целостное ‘сознание единомышленного множества».
Когда я писал этот рассказ, ушел из жизни мой приятель, замечательный человек, артист высочайшего класса Андрей Юрьевич Толубеев. Мы были на «ты» друг с другом. Нас многое объединяло. Прежде всего, конечно, театр. Я любил Толубеева-актера. В нем, казалось, умножилась, обогатившись мастерством, мощная актерская энергетика, полученная от отца, непревзойденного мастера сцены и киноэкрана, народного артиста СССР Юрия Владимировича Толубеева.
Нас с Андреем связывал не только театр. Мы были членами Общественного совета города, вернее, он был, а я продолжаю работать. Смерть часто несправедлива