Академия Зеркал. Астерия Ярц
страх – убийцы искусства, что толку?
Демьян показывал базовые аккорды, наигрывал короткие мелодии и хвалил их. Хвалил, и хвалил, и хвалил. Но получалось-то у всех ужасно. Чего ожидать от первого раза? Абсолютно не ясно, как через час они должны выйти на сцену и что-то продемонстрировать. Единственная надежда, что они не будут хуже остальных.
– Ты точно что-то умеешь, – странно, как он приметил это. Элина слышала лишь мольбы струн. – Но вот на этом тебе будто тесно. Хм… Попробуй-ка мою.
В руки попала красная бас-гитара, красивая и блестящая. Страшно было даже дышать на неё. В панике Элине уставилась на Демьяна, который лишь тихо посмеивался.
– Это плохая идея, правда, – попыталась возразить, так и держа гитару на весу.
– Почему же?
– Я-я струны скорее порву.
– Заменить – дело пяти минут. Пробуй, – не отставал он. Деваться было некуда.
Авелин скорчила самое кислое лицо и вообще отвернулась от них, мучая бедную домру. А вот Лилиана наоборот следила внимательно и не мешала – на неё совсем не похоже.
Когда гриф гитары легко лёг в ладонь, ногти прошлись по струнам, Элина вспомнила ту единственную песню, которую знала хорошо. Никогда не забудет.
Пальцы перебирали аккорды, она сбивалась, конечно, но в голове уже звучали строчки.
«Мы будем любить и горькие слёзы лить будем.
Мы будем дышать, искать и лажать, мы люди.
Когда-то закончится эта безумная длинная чёрная ночь,
И в заключении заточения мы обнимемся вновь»
Перед глазами стоял образ Жени: на сцене, в подсобке, на мостовой, и везде-везде-везде с ним эта песня, эти слова. Как гимн, как призыв, как смысл жизни.
Не скоро Элина поняла, что строчки звучали не только в её голове. Демьян подпевал. Тихий голос легко играл тонами, прибавлял веса словам и смыслам. Неужели знает? Однако и до того чёрные, сейчас его глаза утратили всякий блеск – настроение сменилось по щелчку пальцев. Элина естественно сразу сбилась. Когда смотрят вот, с тоской и нежностью, и смотрят вообще-то на тебя, пусть и представляя кого-то другого, оставаться невозмутимой и продолжать играть – невозможно.
– Я же говорила, – вернула красотку хозяину.
– Не так всё плохо. Ты молодец.
Элину как током прошибло. Чёрт. За что он так с ней? Это ведь просто табу, вето – нельзя нарушать, ни за что. Её нельзя хвалить. Даже из жалости.
Выступили они ужасно. Ладно, может не так ужасно как многие, но и не идеально. Элина позабыла все струны, все табы, аккорды, всё на свете, и даже заверения Демьяна не спасли от самоуничижения. Почему рядом с ним не хотелось быть привычной собой? Почему хотелось быть лучше, достойнее; заслужить эти добрые слова, выстрадать, а не принимать пустыми и безличными?
Теми, кто покорил всех, стала, конечно, «одарённая четвёрка», хоть и по отдельности. Аделина заполучила скрипку и буквально вытянула всю группу, играя как сам Моцарт. Всегда идеальная. Есть ли хоть что-то, в чём плоха?
После