SQUAD. Час Пса. Кирилл Борисович Привалов
на верхнем этаже башни появляется мистическая блондинка на высоких каблуках. Она деловито собирается послать всех далеко-далеко и кончить жизнь самоубийством, бросившись рыбкой из поднебесья вниз головой, но героический янки в последний момент спасает истеричную француженку. Девица, которую американский супермен с резинкой на поясе в благородном порыве ловит чуть ли не за пятку в метре от лужайки Марсова поля, благополучно смывается, оставляя в руках благодетеля лишь свою изящную туфельку.
Золушка с её средневековой романтической «жестью» и рядом не пребывает! Блондинка-зажигалка оказывается «лу-гару» – французским волком-оборотнем. Дальше все, как полагается: американец, наконец, находит беглянку, оказавшуюся процедурной медсестрой в большом госпитале (там-то эта убийца в белом халате и сосёт, как паук, кровь своих беспечных клиентов). А потом – альковная страсть под шампанское с легкомысленной мадмуазель. В порыве страсти ее случайный укус, следом происходит превращение наивного и влюбчивого американца в волосатого монстра, жадно пожирающего примитивных парижан…
Гоша допил теплое, прогорклое пиво и выругался в сердцах. Идиотизм! Приспичило же какому-то кретину прислать мне этот бред собачий!
В расстроенных чувствах – все-таки битый час на эту хрень ухлопал! – Распоров сел рассматривать дядину подшивку. Всё подряд, согласно подсказкам закладок. Старые «думки» дяди Сени были куда интереснее и содержательнее хищных похождений американского вурдалака на берегах мутной Сены.
«Передвижение в Храме происходит только под знаком «К Порядку» и посолонь. – Это была вырезка из заумного, витиеватого ритуала. – Все передвижения в Храме производятся только с разрешения Трижды Могучего Великого Мастера и только в сопровождении Обрядоначальника… Знак «К Порядку и Восхищению…»
Восхищение порядком это по-нашему. Порядок от восхищения – тоже наше, родное… Голова Гоши отяжелела, глаза сомкнулись, и он упал свинцовым лбом на руки, сложившиеся на страницах в последнем усилии.
…Он был наполовину одет, наполовину обнажен. На шее болталась узловатая, грубая веревка. Один ботинок ему оставили, другой заменили безразмерной тапочкой, вязаной из соломы. В такой своеобразной обувке идти было неловко, тем более что на глаза надели плотную черную повязку. Однако сильная и теплая рука, положенная на его голое плечо кем-то идущим сзади, направляла его и придавала уверенность.
– Наклонитесь! Больше! Еще больше!.. Здесь очень низко! – произнес басовитый голос. (И шепотом, под сурдинку, чтобы было слышно лишь ему одному: «Только не падай, парень, на колени, не падай!»).
Гоша знал, кому принадлежал голос. Это был маленький, сухопарый человечек с длинными чёрными, – скорее всего, подкрашенными – усами и седыми бачками.
Полчаса назад он запер Распорова едва ли не в стенном шкафу, единственным освещением которого была свеча не то на алтаре, не то на маленьком ломберном