Гибель Нила. Надежда Дикусар
Ветвистые канделябры с резными стволами в виде купидонов, многоярусная хрустальная люстра, натертые до блеска мраморные полы, огромные гравюры в позолоченных рамах – вся эта красота радушно встречала самодовольных постояльцев, словно монарших особ. Конечно же, Нил Петрович выбрал себе самый дорогой номер, похожий на королевские покои. Сам Людовик XVI мог бы чувствовать себя здесь как дома. Тяжелые узорчатые портьеры с плетеными подхватами и волнистыми ламбрекенами, огромная кровать с атласным балдахином, мягкие ковры, бархатная обивка мебели – эти предметы интерьера вызывали сладкую негу и были призваны хранить безмятежный покой своего хозяина.
Перед тем, как отправиться на ужин, Нил Петрович решил привести себя в надлежащий вид. Достав из своего чемодана подходящий для вечера костюм, он отправился в ванную, а затем целый час провел перед огромным зеркалом, чтобы как следует подготовиться к светскому выходу. Он зажег все светильники и лампочки, расставил туалетные принадлежности, внимательно посмотрел на свое отражение, убедился, что усталость от долгой дороги не отразилась на лице. «Это потому, что душа моя поет, – невольно подумал Мухоморов, – все зависит от внутреннего настроя, и я весел, как никогда!» – И он действительно замурлыкал какую-то незатейливую мелодию себе под нос.
Затем Нил Петрович провел настоящий ритуал красоты: наложил на лицо самых разных дорогих кремов и масок, сделал легкий массаж лица аккуратными похлопываниями, не забыл и про шею: задрав кверху подбородок, закусив губу и скосив глаза к носу, он тщательно распределил увлажняющую эмульсию, обойдя лишь небольшую ранку, оставленную бритвенным лезвием. Затем напитал волосы специальным спреем, уложил густую шевелюру на косой пробор, почистил белоснежные зубы, надушился, немного поиграл мускулами, посмотрел на себя с левого бока, с правого, погладил волосатую грудь, улыбнулся, еще раз повернулся и уже был готов приступить к финальному этапу – одеванию, как вдруг раздался стук в дверь. Лёва стоял в коридоре с бокалом в руке и с удивлением на лице:
– Ты еще в полотенце? Два часа прошло, а ты еще не готов, я умираю с голоду.
– Лёва, ты слишком быстро собрался, лысину намочил и готов, а я в этом деле спешки не люблю, ты же знаешь.
– Знаю, поэтому и с бокалом. Впустишь?
– Входи.
– Черт возьми, шикарные у тебя покои!
Хомяков с неподдельным интересом обвел глазами все убранство номера, от пола до потолка, скинул туфли, чтобы пройтись по мягкому ковру, пощупал обивку кушетки, провел пальцем по картине, изображавшей площадь Массена, и наконец вальяжно раскинулся в мягком кресле, потягивая виски из бокала.
– Да, любишь же ты по-царски жить, – сказал Лёва с такой задумчивостью, словно эта фраза не искала адресата в лице Мухоморова, а случайно вырвалась из уст Хомякова, желавшего оставить эту мысль при себе.
– Могу себе позволить, Лёва. И тебе того же желаю, но ты как-то низко летаешь, все стелешься по земле, хотя возможностей я тебе даю много. И знаешь, что я тебе