Академик Пирогов. Избранные сочинения. Н.И. Пирогов
в Петербурге полномочиями, Пирогов отобрал транспортировку у интендантов и передал медикам. По маршруту эвакуации отправилась Бакунина – надежнейшая из его помощниц. Она возглавляла созданное Пироговым особое транспортное отделение сестер милосердия. Николай Иванович просил ее проверить, перевязывают ли на этапах раненых, чем их кормят и поят в пути, дают ли им одеяла и полушубки.
Пирогов разработал свою четкую систему эвакуации. Он объявил войну «холодным и нежилым притонам» – путевым ночлежкам. От Симферополя до Перекопа устроили тринадцать этапных пунктов – там кипятили чай, готовили горячую пищу. Это были места, где раненых ждали.
Пирогов потребовал теплой одежды для каждого, кого отправлял в путь. Интенданты снова остались без возможности что-то воровать, потому что Николай Иванович все проверял лично. Провожая транспорты, он даже лично взвешивал мешки с сухарями, которые полагались на дорогу. Интенданты были просто в ярости! Они его ненавидели лютой ненавистью. Они исходили желчью. Пирогов, зная их подлую природу, проверял даже баки с водой – вдоволь ли пресной воды, потому что запрещал поить раненых из степных колодцев.
А ведь Николай Иванович делал все это, продолжая ежедневно оперировать! «Вы сходите на перевязочный пункт, в город! Там Пирогов; когда он делает операцию, надо стать на колени», – писал очевидец, побывавший в Крыму. Поэт Некрасов напечатал эти строки в «Современнике» и прибавил от себя: «Выписываем эти слова, чтобы присоединить к ним наше удивление к благородной, самоотверженной и столь благодетельной деятельности г. Пирогова, – деятельности, которая составит одну из прекраснейших страниц в истории настоящих событий. Одно из самых отрадных убеждений, что всякая личность, отмеченная печатью гения, в то же время соединяет в себе высочайшее развитие лучших свойств человеческой природы, – эта истина как нельзя лучше оправдана Пироговым… Это подвиг не только медика, но и человека. Надо послушать людей, приезжающих из-под Севастополя, что и как делал там Пирогов! Зато и нет солдата под Севастополем (не говорим об офицерах), нет солдатки или матроски, которая не благословляла бы имени г. Пирогова и не учила бы своего ребенка произносить это имя с благоговением. Пройдет война, и эти матросы, солдаты, женщины и дети разнесут имя Пирогова по всем концам России, оно залетит туда, куда не заглядывала еще ни одна русская популярность».
Но сам Пирогов не воспринимал похвал в свой адрес, он был невероятно требователен к себе. И в военной обстановке он не просто работал, он продолжал поиск истины: «Убедитесь сами, а главное, считайте на бумаге, не надейтесь на свою память, сравнивайте успехи счастливых и несчастливых врачей, если возможно при равной обстановке, и потом уже оценивайте результаты. Отбросьте бабьи толки, департаментские отчеты, хвастливые рассказы энтузиастов, шарлатанов и слепорожденных, – спокойно следите за судьбою раненых, с пером в руках из операционной комнаты в больничную палату, из палаты в гангренозное