Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)
собеседники. Одержимая «готическим психозом» она полагала Кравино «своим», забыв ему об этом сказать, так что он наслаждался экзотикой Востока и воркующими песнями Лукумо в счастливом неведении.
В том, что узнала Азира о «внезапном браке» своего неоповещенного избранника – действительно, видилась лишь пошлая, плоская история-банальность. Помогая одному азиатскому клану давить соперничающие с ним азиатские кланы (при этом похожие друга на друга, как близнецы), «московский гость» закономерно попал на шамаханский банкет, в ресторанную залу, стилизованную под огромный шатёр шёлковыми ниспадающими волнами.
Развлекая «следственные органы», тут пела девушка, заинтересовавшая Кравино. Она оказалась сестрой хозяина, «принимающей стороны», слово за слово, и всё склеялось у них…
Тьфу, как липко и слащаво, даже пересказывать противно!
На самом деле всё было немножко не так – о чём, разумеется, не могли знать опрошенные Азирой верхогляды «всезнающего» московского бомонда…
***
Потомок «революционных борцов» за красную Шамаху Гусман Усейнович Сефардов проживал в роскошном трёхэтажном, белом, и на солнце сверкающем, как кубик сахара-рафинада особняке, буквально парящим, казалось – чудом, в воздухе, без опор – над крутым обрывом. А на дне ущелья, на которое выходили по-восточному витиеватые окна спальни семейства Сефардовых – рычала и глодала камни сердитая горная речушка…
Жил бы этот липовый «дважды герой» поскромнее – и на его шее не остался бы до конца дней его, как говорят в этих краях, «турецкий галстук». То есть: алый шрам-обруч от традиционного в Шамахе шёлкового шнурка-удава… А так, пока Кравино и «Нитрат» бегали с «пистолетами наголо» по бесчисленным покоям, распинывая золотокистные бархатные подушки и чеканные серебряные тонгогорлые кумганы – Гусмана Сефардова уже почти успели удавить.
Нерадов-«Нитрат» тогда ещё служил относительно недавно, и рассказывал, что как-то особенно резко и болезненно, видимо, с непривычки – запомнил это массивное, упитанное, волосатое в распахе домашнего халата тело, дугой перекинутое через письменный стол…
Дело было в шикарном (пусть по советским меркам, но всё же!) рабочем кабинете, а тело – безумно и агониально, слепо шарящим вокруг себя короткими, словно бы обрубленными, мохнатыми, как и положено азиату, пальцами…
Выстрелы в замкнутом помещении оглушили. А тюлевая занавеска, словно бы со страху, выметнулась истерически в створы распахнутого окна, стала махать кому-то в бездонную пропасть белым флагом…
Гусман Усейнович Сефардов находился тогда в одной секунде от потери жизни и власти над Шамахой, той власти, которую он, благодаря Кравино, потом прочно приберёт к рукам. А всё потому, что Гусман Усейнович и его клан сделали ставку на всех, исключая Кравино, «не тех».
Сефардов много лет работал (правильнее говорить – «служил»)