Ну, возьми меня!. Кристина Юрьевна Юраш
уже собиралось перекусить медленно и развратно. Когти стали медленно вырастать из-под кружевного манжета. Острые зубы жаждали крови, а пересохшие губы предвкушали трапезу.
– Иди ко мне, – зловеще прошептало чудовище. Оно предвкушало визги, вопли и мольбы. Собственно, стандартную программу, как вдруг…
Как вдруг чудовище снесло к двери. Да так, что он едва не остался чудовищем – инвалидом, впечатавшись в дверную ручку спиной.
В коротких отношениях жертва и чудовище обычно инициатива «бросаться» принадлежит чудовищу. Именно оно караулит жертву, подгадывает удобный момент, а потом наслаждается произведенным эффектом.
Но тут что-то пошло не так.
Звонкий чмок в щеку застал чудовище врасплох. На груди у него что-то интенсивно и радостно терлось.
– Кхе, – выдало чудовище, пытаясь отодвинуть от себя любвеобильный ужин.
– Вы так добры ко мне, – рыдал ужин, вытирая сопливый нос о чистую батистовую сорочку. – Вот если приедете ко мне в Гнильтаун, я тоже буду доброй к вам!
Чудовище пыталось представить городок, в котором живут такие Пенни. По спине чудовища пробежали мурашки. А внутри что-то заорало: «На диету! Срочно! Тоже мне, отожрал самооценку!».
– Брысь, – брезгливо отодвинуло чудовище сопливое лицо.
– Ой, да ладно! Я же милая! – послышалось снизу.
Чудовище опустило глаза, в которых были лед и стужа. И «я же милая» растянула губы в улыбке.
– Кто тебе это сказал? – спросило чудовище, которое начинало злиться.
– Зеркало! – ответила «я же милая!».
Одинокие чудовища не понимают всех прелестей семейной жизни. И что-то подсказывало, что неодинокие тоже. Ничего не понимают.
В его руке зрело заклинание, способное разрушить половину города, как вдруг в голове чудовища пронеслась мысль: «Вот ляжешь ты спать! А пока можно и поиграть в заботливого родственника».
Заклинание погасло.
– Хорошо, ты пока обосновывайся, – многообещающе улыбнулось чудовище, не разжимая губ и скрывая за спиной огромные когти.
Он вышел и закрыл дверь. Старинные створки сомкнулись, словно запечатывая тайну. Чудовище бросило взгляд на дверь и улыбнулось:
– Сегодня ночью.
У чудовища была одна слабость. Он был эстетом. Если раньше ему было все равно кого или что есть, то сейчас нет. Это тоже самое, что красиво раскладывать по тарелке блюдо и желать самому себе приятного аппетита.
Чудовище не могло представить себя в темном закоулке между помойкой и другой помойкой, с надеждой высматривающего одиноких прохожих. Так же оно даже представить себе не могло, что значит гнаться за потной обкаканной со страха и вопящей жертвой, петляющей в темном переулке.
Эгоистичное и самовлюбленное чудовище уже лежало на кровати в собственных покоях. Он вспоминал, как в его дом приходили несчастные девушки в поисках второй даты на надгробном камне.
Вместо того, чтобы утонуть в какой-нибудь местном водоеме, девицы приходили топиться в красивых глазах цвета рассвета.
С