Митя. Жуков Евгеньевич Максим
называя ее «царицей византийской» и «дамочкой голубых кровей». Это было отчасти правдой: они с отцом поженились, когда ее направили в нашу деревенскую школу по распределению учить детей из самого Ленинграда, города на реке побольше нашей Парчумки, может быть даже в два раза.
Привычно перепрыгнув через две ступени крыльца, босиком по прохладному дощатому тротуару ограды, я побежал к Грею. Каждый мой день начинался с этого. Обычно он выбегал навстречу и ластился, будто рассказывая, что снилось, но сегодня сидел в будке, которая спасала его от надоедливых мух. Сунув руку, я пытался нащупать ошейник – Грей вертел мордой, явно не желая сдаваться и выходить.
– Иди сюда, рожа моя, – приговаривал я, обеими ногами упираясь в нижнюю доску его уютного жилища.
Мы с отцом вместе строили эту будку, когда щенку не было еще и полугода. Батя строгал рубанком доски, я – выпрямлял старые ржавые гвозди, добытые мною же при разборке старого сеновала годом ранее. В деревне новые гвозди шли только на очень важное дело – новый табурет, или создание другой домашней утвари.
Грей лениво потянулся и выпрыгнул из конуры. Цепь, словно полоз, заструилась за ним, попутно, как пушинку, переворачивая миску с водой, которая тут же нашла выход в щелях между досками и исчезла, оставив сырое темное пятно.
– Кто нам ночью спать не давал, Шаромыга?! Смотри мне в глаза! – крепко ухватив своего друга за морду, я пародировал отца.
Он положил свои огромные лапы мне на плечи, высунул язык. Потом поджал хвост, опустился на землю и повалился на бок, на котором зияла алая полоса, по форме похожая на лезвие моей литовки – косы самого маленького номера.
«Пресвятая дева Мария», – сказала бы маменька, увидев такое.
Исследовав забор, я увидел торчавший со стороны улицы ржавый гвоздь, обвитый густой черной шерстью. Наверное, Грей напоролся на него, когда пытался перепрыгнуть через забор.
– Ничего, до свадьбы заживет! – повторяя слова отца, который вытаскивал у меня из ноги занозу размером с путьную цыганскую иглу. – Но на рыбалку я пойду без тебя. Не скули.
Мужики рыбачили в основном на реке, быстрое течение которой не давало воде потеплеть даже в самые жаркие дни. В ходу были сети, в которые попадалась сорога с окунем, ставни на весельных лодках на щуку, и донки на налима.
На Пихтоварке – озере, размером с пару школьных стадионов, на котором раньше рабочие добывали пихтовое масло в промышленных масштабах – рыбачили, как говорил Гера, шпингалеты вроде меня, у кого лодок еще не было, а из снастей в основном то, что выбрасывали мужики – куски рваных сетей, не годных в починку, спутанная в бороду леска разных толщин и огрызки свинцовых грузил. Но и это добро среди местных ребятишек было в цене, за которое нередко шли горячие споры и разбирательства.
На озере мы брали неплохих карасей, с отцовскую ладошку, да гальянов, которые шли только котам и собакам. Ловили в основном на удочку и экраны. Последние ваялись из деревянной палки, к которой приматывался кусок сети.
В нескольких километрах от озера