Мармарис. Ниль Блэк

      Одичавшие на закате волны бьются о скалы, разбиваются на сотни брызг, оставляя соленый привкус на потрескавшихся обветренных губах. Под ногами бурлит пенное море, за спиной город, который ей так и не удалось полюбить, оголодалый взгляд устремлен только вперёд к темной точке вдали. Она подносит к глазам бинокль, всматривается в спасение, которое сама себе придумала, и завидует волнам-самоубийцам, гибнущим в попытке пробить высокие белые стены, за которыми раскинулся рай. Они говорят, там ад. Возможно, они правы, ведь зазубренные кончики подпирающих небеса стен, как и колючая проволока, обмотавшая эти самые кончики, напоминающая клок так и не распутанных, выдранных в отчаянном желании избавиться волос, никак не обещают рая. Но что той, кто нашел свой реальный ад, его подобие? Там точно рай, и она будет упорно продолжать в это верить, потому что ее ад за спиной, и он не оставил на ее теле свободное от ожогов место. Это ее доза покоя, сказка, которую она придумала еще в детстве, и в которую убегает, оставаясь в одиночестве. Там, за стенами, живет страшный и злой Дракон, из пасти его валит адское пламя, он охраняет сундуки с сокровищами и топит заплутавшие в ночи корабли. В детстве она воображала себя воительницей и представляла, как нападет на замок, а поверженный дракон падёт к ее ногам и объявит ее своей правительницей. Последние три года она мечтает просто оказаться там и сидеть под брюхом Дракона, будучи уверенной, что не найдут, не доберутся, не заберут. Ей нужна вера в то, что где-то лучше, не важно, что она тащит в новое место и себя, что истинный мрак, сдавливающий горло, затаился в ней самой, и умудряется пачкать черным чистый и светлый Кале, дышащий в ее спину и душащий ее саму. Пусть это так, пусть она плохая, не способная ценить то, что имеет, жадно всматривающаяся вдаль, все стремящаяся опробовать, проверить, разочароваться или обрести. За этими стенами точно безопасно, туда ни одно зло не проползет, и она не будет верить в то, что главное зло сидит за ними же. Это ее отдушина, место спасения, уголок покоя на чужой мертвой и скупой на ласку земле.

      – Ополаскиватель.

      – Есть.

      – Жвачка.

      – Есть.

      – Парфюм.

      – Есть.

      – Иронично, как выкурив сигарету за две минуты, ты потом десять минут убираешь ее последствия, – хохочет невысокая блондинка, прислонившийся к фонарному столбу, и смотрит на сидящую на тротуаре девушку.

      – Мне девятнадцать лет, а я не могу самостоятельно решать, гробить ли мне свое здоровье или нет. Не дай бог его величество зайдет и почувствует запах, – кривит рот девушка, но за пачкой не тянется. Она вертит меж пальцев зажигалку, следит за тенями, прячущимися за мусорными баками, и думает, что, возможно, она тоже тень. Все в этом городе тени, и его на самом деле не существует. Они живут в голове какого-нибудь художника-психопата, который выводит на холсте черные кляксы и только одну оставил в синеве белой. Этому городу – ни мертвому, ни живому – черный подходит. Он ему к лицу.

      – Так мы зайдем или нет? Все ждут королеву, – потягивается Дениса, обнажая свой подкачанный пресс, и кивает в сторону входа.

      – Зайдем, конечно, мамочка сегодня зажжет, – поднимается Ханна и, поправив кожаный воротник черного замшевого пиджака, сперва двигается к бакам.

      – Ты куда? – таращится на присевшую на корточки у бака девушку подруга.

      – Крысу увидела, – идет обратно Ханна. – Хотела проверить: жива или сдохла. Сдохла.

      – Нахуя? – никак не привыкнет к странностям девушки Дениса.

      – Будь ранена, мы бы ей помогли.

      – Ты где вообще видела, чтобы крыс из мусорки к ветеринарам тащили? Ты точно сигареты курила?

      – Почему собак и кошек тащить можно, а крыс нельзя? Думаешь, они сами решили стать разносчиками эпидемий? – идет ко входу, поправляет на ходу волосы, и только в отражении стекла прямо у двери можно уловить кардинально изменившееся выражение лица. Всё это время стоящая у двух автомобилей охрана, наконец-то, выдыхает и садится внутрь.

      Ханна Ли не просто дочь богатых родителей, чрезмерно пекущихся о безопасности своего чада, она второй претендент на трон правителя столицы Кале города Иос.

      В клубе, как и всегда, душно и накурено, хотя курить в закрытых помещениях запрещено еще с прошлого года. Те, кто готов хорошо раскошелиться на зеленых (так зовут носящих зеленую форму сотрудников МВД Кале), игнорируют это правило. Ханна, спустив пиджак до локтей, лениво идет в сторону лучшего столика, закрепленного за ней пожизненно, и, плюхнувшись в красное бархатное кресло, кладет голову на плечо нового друга Алика. Ханна кивает подходящим поздороваться парням и девушкам, имитирует интерес к рассказу сына местного автомобильного короля и медленно потягивает любимый коктейль. Скучно. Нет огня, желания, страсти, будоражащей кровь. Одни и те же лица, повторяющиеся шутки, безвкусный алкоголь, стоящий несколько сотен, и попытки всем угодить, сблизиться, заполучить внимание.

      – Мы тусить пришли, а ты только дрыхнешь, – легонько толкает в плечо парня Ханна.

      – Мне