Жены и дочери. Элизабет Гаскелл
со своими ученицами в первой же семье, куда поступила. Элегантность ее внешности и манер, ее природные умения и способности – более, чем характер и знания, помогали ей с большей легкостью, чем другим, находить хорошее «место», и в некоторых семьях ее просто боготворили, но все же она постоянно сталкивалась то с капризными, то с упрямыми, то с непомерно добросовестными, то с недоброжелательными в суждениях, то с любопытными и чрезмерно наблюдательными девочками. Перед рождением Синтии она мечтала о мальчике, считая вполне возможным, что он, если три-четыре промежуточных родственника умрут, станет баронетом, а вместо сына – извольте радоваться – родилась дочь. И все же, при ее нелюбви к девочкам вообще как к «чуме всей ее жизни» (и это отвращение отнюдь не становилось меньше от того факта, что она содержала школу для «юных леди» в Эшкомбе), миссис Киркпатрик действительно намеревалась проявить как можно большую доброту к своей новообретенной падчерице, которую помнила преимущественно как чернокудрого заспанного ребенка, в чьих глазах читала восхищение своей персоной. Предложение мистера Гибсона она приняла главным образом потому, что устала в постоянной борьбе зарабатывать средства к существованию, но он нравился ей и сам по себе, более того – она даже по-своему, без большой теплоты, любила его и намеревалась проявлять доброту к его дочери, хотя и чувствовала, что ей было бы много легче проявлять доброту к его сыну.
Молли тоже по-своему собиралась с силами. «Я буду как Харриет. Я буду думать о других. Я не буду думать о себе», – вновь и вновь повторяла она про себя всю дорогу в Тауэрс. Но в желании, чтобы день поскорее подошел к концу, не было ничего эгоистичного, и этого она желала всем сердцем. Миссис Хэмли отправила ее в карете, которая должна была ее дождаться и вечером привезти обратно. Ей хотелось, чтобы Молли произвела благоприятное впечатление, и она распорядилась, чтобы та пришла показаться ей, прежде чем уедет.
– Не надевай свое шелковое платье, дорогая, – белое муслиновое будет лучше всего.
– Не надевать мое шелковое платье?! Оно же совсем новое! Мне его сшили ради приезда сюда.
– И все же – белый муслин тебе больше всего к лицу.
«Все, что угодно, только не этот ужасный клетчатый шелк», – подумала миссис Хэмли, и благодаря ей Молли, отправляясь в Тауэрс, выглядела слегка необычно, но как истинная леди, хотя и в старинном вкусе. Ее должен был там встретить отец, но его задержали, и ей пришлось одной появиться перед миссис Киркпатрик, и воспоминания о том давнем несчастном дне в Тауэрс предстали перед ней так живо, словно все это было вчера. Миссис Киркпатрик была бесконечно ласкова. Она обеими руками удерживала руку Молли, когда они после первых приветствий сели рядом в библиотеке, и время от времени принималась ее гладить, издавая неопределенные, мурлыкающие звуки нежного удовольствия и неотрывно глядя в ее заалевшее лицо.
– Какие глаза! Так похожи на глаза