Крымское зарево. Александр Тамоников
не можешь ровно. – Майор сурово глянул в глаза Глебу. – Я-то знаю, дело твое читал. Голова у тебя золотая! Немецкий знаешь, опыта много – готовый контрразведчик. Будешь служить, пользуясь уважением, а не мыкаться по частям ненужным бездельником. Я у твоего врача спросил про твою болезнь. Лечение долгое, хирург ничего не обещает, может, и останешься навсегда с трясучкой этой. Так что ты носом не крути. Разведка на фронте теперь не по тебе, зато ждет хорошая должность.
Выкуренная до последних крошек самокрутка рассыпалась в черные точки прямо в руках, но у Тарасова на лице не дрогнул ни один мускул, хотя искры жгли пальцы. Майор НКВД только хмыкнул, довольный, что капитан Шубин не возражает в ответ.
Глеб же был ошарашен новой информацией, тем, что, оказывается, за его головой идет настоящая охота. И от слов особиста, что из разведки его почти списали, считают почти инвалидом, внутри поднялся яростный протест. Хотя он понимал, что его биографию проверили вдоль и поперек, перед тем как предложить службу в новом подразделении разведки, и все равно от того, что в его болезнях и ранениях копаются, от едких слов Тарасова об инвалидности внутри все перевернулось. Он едва сдержался, чтобы не нагрубить в ответ.
Лишь через несколько минут капитан смог, наконец, говорить. Руки он спрятал в карманы, так сильно они тряслись из-за пережитого волнения:
– А что будет, если… не получится? Если я откажусь или не смогу?
Лицо майора потемнело, он скрестил руки на груди.
– Каждый из вас дал подписку о неразглашении. Никто не знает о разведшколе, поэтому лагерь у вас будет в лесу, а не на базе гарнизона. За нарушение государственной тайны – трибунал по законам военного времени. Или расстрел, или штрафная рота для тех, кто хочет смыть позор кровью. После этого позора ни в разведку, ни даже на кухню картошку чистить не возьмут.
– А парни… они… их тоже под трибунал? Вдруг у кого-то не получится, они ведь мальчишки. – Разведчик никак не мог поверить в слова особиста.
Тарасов был неумолим:
– Это не дети, я уже говорил, все успели повоевать, себя показать. Они молоды, но войну повидали. Их отбирали по особенным принципам – владение немецким, боевые заслуги, отсутствие семьи, здоровое тело! Это не просто бойцы, а будущая элита разведки. Тем более предатели в их рядах нам не нужны. Если не выдержат проверку, сдадутся, то обратной дороги нет. Они знали, в какое подразделение идут служить!
От таких слов Глеб совсем растерялся. Во время службы он привык действовать быстро и решительно, но это когда противостоишь врагу. В этой ситуации все гораздо сложнее, ему было не по себе от мысли, что из-за его отказа отважные бойцы окажутся не в разведке, а в штрафной роте с предателями и преступниками. Офицер НКВД ведь дал ясно понять, что если отказаться, то трибунал ждет не только его самого, а еще и этих совсем юных ребят. Ответственность ему придется нести за себя и за бойцов, за будущих разведчиков.
Майор