Время оружейников. Николай Коробов
начал тихо, едва слышно читать стихи. Он и сам не смог бы никому объяснить, почему поступал сейчас именно так: просто сидел и читал по памяти шепотом «Я помню чудное мгновенье». И это помогло, вместе с каждой новой строчкой девушка всхлипывала все реже, а под конец и вовсе успокоилась. Сидела молча, не поднимая головы, и Роман вдруг почувствовал себя ужасно глупо – раненым, посреди ночи сидеть в центре непроходимых дебрей и под аккомпанемент грозных рыков порождений миража читать наизусть стихи. Рысь вдруг подняла лицо, глаза ее сияли.
– Это ты сам сочинил? Сейчас, для меня?
Дубов, усевшийся где-то позади, фыркнул, но промолчал. А Тигренко почувствовал, как отчего-то кровь вдруг прилила к лицу, сказал грустно:
– Нет, это Пушкин. Великий поэт прошлого.
– Красиво… – Рысь зажмурилась, повторила медленно, будто катая по языку, пробуя на вкус: —…Как мимолетное виденье… как ангел чистой красоты… красиво.
Роман осторожно убрал с ее плеча руку, посмотрел в чистое ночное небо, несколько звезд лукаво подглядывали за ним, застряв в паутине веток. Подошел Дубов, присел рядом, произнес едва слышно, словно боясь разрушить установившуюся над их островком тишину: – Кристин, ты это, прости меня. Я ж не со зла, – протянул ей отобранную минуты назад «трещотку». Она взяла, мимолетно глянула на Тиграша и, тут же отвернувшись, произнесла с какой-то странной интонацией: – Да ладно, зато какие стихи я услышала… спасибо тебе.
Она явно выделила это «тебе», непонятно кому и адресованное, но объяснять вовсе не собиралась. Взгляд зеленых глаз снова стал дерзким, вызывающим. В глубине леса ухнула сова, и ее крик, словно консервный нож, вскрыл окутавшую людей тишину, тут же болота вновь заполнились повизгиваниями, рыками и стонами. Дубов поднялся, прислушался к доносившимся отовсюду звукам. Тигренко, чутко реагирующий на поведение друга, подвинул поближе автомат, спросил:
– Что там?
– Да ерунда… ложитесь спать, я покараулю.
Рысь огляделась, высматривая место, где бы прилечь. Перехватив ее взгляд, Олег ткнул пальцем на свой баул.
– Ложись на рюкзак: и не так холодно, и не так жестко.
Капитан пристроился рядом, привалившись спиной к сосновому стволу, густо пахнущему смолой. Положил на колени автомат, произнес, обращаясь к Корявню:
– Через четыре часа буди. Сменю.
– Угу, – сержант уже отвернулся, пристально вглядываясь в ночь.
– Кстати, – Роман подвигал плечами, расслабляясь, спросил уже сквозь полусон: – Что у тебя за оружие, первый раз такое вижу.
– Да еще когда с тропошниками ходил, у одного встреченного сталкера на два фонаря выменял. Он говорил, нашел это чудо в музее одном, в ожоге, он и название мне сказал, да как-то из головы вылетело… хоть и крутится что-то. Вспомню, скажу.
– К нам тоже пару раз сталкеры заходили, – сонно сказала Рысь.
– Их где только не встретишь, – согласно хмыкнул Дубов, почесывая яростно запачканную илом