Банды: Кто старое помянет, тот останется жив. Книга третья. Женя Шуменко
Не отказался Женька, у мэра в городе было особенное положение, мог и пригодится. – Вы бы за сыном следили хоть немного, Сергей Владимирович. Мало он у вас дел в родном «N» натворил, так ещё и полез на чужую территорию. Это в нашем крае вы договориться можете. А в чужом свои правила. Тут церемонятся не станут. Вы хоть представляете, чтобы с ним стало, если бы ни меня, ни Олега там не было? Это просто чистая случайность и везение!
– Но ведь и вы могли сказать, что не знаете его… И оставить там умирать. – Подчеркнул мэр. – Но этого не сделали.
– Мы своих не бросаем. – Ответил Женька.
Мот все это время молчал. Он считал, что им самим крупно повезло, что мэр приехал лично и с нужной суммой. Он бы принял иное решение. Плевал он на мажора и его зажравшегося папашку, крадущего бюджетные деньги.
Мэр ещё раз поблагодарил их, подчеркнув, что он теперь в долгу и готов оказать им, в свою очередь, любую услугу. И отправился в машину, чтобы надрать до красна уши сыну, лицо которого и без того выглядело как месиво.
– Жека, поехали отсюда, – взмолился Мот. – Что-то мне тошно от всего происходящего. И воздух здесь слишком свежий… И еда надоела.
– Валим! – Согласился Женька, доставая мобильник.
Он снова позвонил Росане, но та не поднимала трубку.
«Куплю цветов, приеду, и если надо будет, вышибу ворота. Упрямая баба», – подумал он…
БАРХАТ.
Октябрь.
Высокий худощавый молодой человек в телогрейке шел по до боли знакомой дороге, вдоль которой выстроились в ряд небольшие деревянные дома. Дорогу ему то и дело перебегали курицы, слева на огромном лугу, за барьером, паслись козы и коровы. Октябрь только начался, а солнце все еще светило ярко и сегодня на удивление было тепло.
Он подошел к деревянной калитке и с замиранием сердца открыл ее. Во дворе дома стирала в тазике одежду Любовь Павловна, постаревшая, с тех пор, как он ее видел в последний раз, там, на заседании суда…
Она при виде него вздрогнула, словно увидела привидение:
– Петька! Ты ли это? – И вытащив руки из тазика с водой, вытерла их о свою серую кофту, которая больше напоминала мешок.
– Я, Любовь Павловна. Я… – Остановился он, в нерешительности.
– Тебя что же выпустили? Или сбежал?! – Охнула она.
– Выпустили. Досрочно. За хорошее поведение.
– Это ж сколько ты отсидел? – Подошла она к нему и хотела обнять, но он не позволил, аккуратно приостановив ее морщинистые руки.
– Три из пяти. Яна дома?
– Яна? – Вздохнула она. – Идем, я тебя чаем напою… Идем, Идем. Нечего в воротах стоять. – Оставила она его без ответа, и ему пришлось проследовать за ней в дом.
Пока она кипятила чайник на плите, тот осматривался вокруг: все лежало на тех же местах, как и несколько лет назад. Книги, которые читал Янкин отец, газеты на краешке стола. Ваза на подоконнике, в которой часто стояли ромашки, которые он собирал для неё в поле. Не было только у входа ее туфель, в которых они ходили на дискотеку, и резиновых сапог,