Индийский ноктюрн. Антонио Табукки
нравилось, но есть хотелось зверски, а блуждать по незнакомому кварталу в этот час суток показалось мне неразумным.
– Dining room закрывается в восемь, – предупредила она, – потом заказы подают только в номер.
Я сказал, что поем сейчас, она вышла из-за стойки и проводила меня к занавеске на другом конце вестибюля; я вошел в купольный зал с темными стенами и низкими столиками. Народу почти никого, свет пригашен. В меню чего только не было, но когда подошел официант, выяснилось, что в этот вечер все уже было съедено. Оставалось только блюдо под номером пятнадцать. Я быстро проглотил рис и жареную рыбу, выпил теплого пива и вернулся в вестибюль. Консьержка по-прежнему сидела на своем высоком стуле и была увлечена раскладыванием разноцветных камушков на зеркальной поверхности стойки. В углу на диванчике возле входа сидели двое молодых, очень темнокожих индусов, одетых на западный манер в расклешенные брюки. Они никак на меня не отреагировали, но мне вдруг стало не по себе. Я остановился у стойки, но не проронил ни звука, ожидая, что она заговорит первая. Так и произошло. Суконным голосом она произнесла ряд цифр, смысл которых я не понял и попросил ее повторить. Оказалось, это был прейскурант услуг. Я запомнил только первую и последнюю строчки: от тринадцати до пятнадцати лет – триста рупий, от пятидесяти и выше – пять рупий.
– Женщины в гостиной на втором этаже, – уточнила она и на этом закончила.
Я вынул из кармана письмо и показал ей имя, которым оно было подписано. Я знал это имя наизусть, но во избежание разночтений решил показать его написание. «Вимала Сар, – произнес я. – Пригласите подняться ко мне в номер девушку по имени Вимала Сар».
Она бросила быстрый взгляд на парней, расположившихся на диване.
– Вимала Сар здесь больше не работает, – сказала она. – Уволилась.
– Куда?
– Понятия не имею, – ответила консьержка. – Но у нас есть девушки и покраше ее.
Я подумал, что этим путем мало чего добьюсь. Краем глаза уловил движение парней на диване, но, может быть, мне это показалось.
– Разыщите ее и приведите ко мне, – сказал я быстро, – я буду ждать в номере. – К счастью, в кармане у меня оказались две двадцатки в долларах. Я сунул их под цветные камешки и взял чемоданчик. Пока я поднимался по лестнице, меня осенила убогая мысль, продиктованная чувством страха: – В моем посольстве знают, что я остановился здесь, – сказал я так, чтобы было слышно.
Номер казался чистым. Стены выкрашены в салатовый цвет, на них эстампы с эротическими скульптурами из храмов Кхаджурахо, как мне показалось, но рассматривать их не было сил. Кровать была совсем низкая, рядом с ней продавленное кресло и гора разноцветных подушек. На ночном столике стояли безделушки недвусмысленной формы. Я разделся и достал чистое белье. Ванная представляла собой конуру, выкрашенную эмалевой краской, на двери ее висел плакат с блондинкой, оседлавшей бутылку «кока-колы». Плакат пожелтел от времени и был засижен мухами, блондинка