Большая книга ужасов – 65 (сборник). Елена Усачева
Как меня через порог клали, как что-то шептали, как воск лили, как волос с головы брали и обещали на кладбище закопать. Шептунья подтвердила, что на мне сглаз, что читается имя «Лида», что лучше мне из деревни уехать, пока не поймал меня черный человек. «Глаз черный. Волос черный». Я уже совсем представила Юлечку и как при встрече скажу, куда ей следует идти. Но тут бабка добавила: «Лицом черный», и я засомневалась, об одном ли мы человеке говорим.
Потом меня из дома выгнали, о главных тайнах предпочли шептаться без меня. Поэтому никаких подробностей не было. Бабушка всю дорогу домой молчала, поджав губы. В таком настроении мы очень бодро дошагали до нашей деревни. Бабушка тут же принялась звонить моим родителям, приговаривая, что меня надо спасать. Они, как водится, к телефону не подходили.
Мне был выдан стакан молока и пакет печенья. Щедрость небывалая, к дождю.
– Ну, собирайся, – выдала мне под конец бабушка. – Поедем на Соловки.
И печенье сразу стало не в радость. Какие Соловки? С чего вдруг? Куда это бабушка собралась посередине лета, когда огород, когда дом, когда она в жизни никогда никуда? Одна новость другой была хуже – я и в город не собиралась, ни тем более на какие-то далекие холодные острова.
Мои новости Вичку огорчили. Она сыпала вопросами, а я ничего не могла сказать, потому что не понимала.
– А что же ведьма? Расколдовала? – не сдавалась Вичка.
Я пожала плечами. В фильмах это все выглядело как-то по-другому. Сегодняшнему действу не хватало антуража. Мышей, засушенных пауков и совы в углу. Глаза у колдуньи непременно должны гореть бесовским светом. А в момент расколдовывания я должна биться и выть. Ничего не было. Я просто сидела. Или лежала. Скучно.
– А сказала-то что?
– Что сглаз. А бабушка теперь хочет меня на Соловки отправить.
Вспомнила все – и поежилась. У меня слово «Соловки» стойко ассоциировалось с концлагерем, где держали в советское время политических заключенных, где валили лес, добывали что-то полезное. А когда все уже срубили и добыли, то копали канавы отсюда и до заката. А потом закапывали.
– На Соловки, на Соловки, – поддакивала баба Шура.
Мы сидели у Вички, поэтому баба Шура все слышала. Идти нам было некуда – Вичка теперь была привязана к постели больной бабушки.
– Была я там пять лет назад, – шептала баба Шура – болезнь ее хорошо прихватила, голос был еле слышен. – Надо ехать до Кеми, а оттуда по Белому морю на теплоходе два часа. В обители найти священника, отца Николая. Николая Кременевского. Он из наших краев. Он поможет. Сила у отца большая. Только не тяните. А то…
Как в лучших традициях: про «а то» баба Шура обещала в следующий раз поведать. А сейчас она устала. Вичка сверкнула глазами, как бы предрекая, что «следующий раз» вот-вот нагрянет. А пока она требует от меня подробностей. Договорились встретиться у памятника павшим в Великой Отечественной войне совсем вечером, когда бабушка уснет и Вичка