Гроза с Востока. Как ответит мир на вызов ИГИЛ?. Сборник
глупости98.
Некоторые духовные лица тоже высказываются на эту тему, причем сходятся с обеих сторон. Так, в августе 2003 года архиепископ Кентерберийский Роуан Уильямс поддержал создание в Британии исламских образовательных учреждений (медресе), которые справедливо рассматриваются как семинарии исламизма. А Илларион Капуччи, бывший православный архиепископ Иерусалима, выступая в апреле 2002 года на Пьяцца дель Пополо в Риме, назвал исламистских смертников-шахидов «мучениками, идущими на смерть как на вечеринку»99.
Намного хуже то, что в различных выступлениях и публикациях все шире распространяется сопоставление беспрерывно уменьшающегося влияния церкви в европейских странах и монолитного боевого исламизма. «Христианская вера падает и хиреет, в то время как ислам демонстрирует четкую и твердую идентичность и осознание общей единой цели» – вот лейтмотив исламистской пропаганды, которой часто подыгрывает, вольно или невольно, растерянная и деморализованная часть западного общества.
Противопоставление динамичного, боевого, уверенного в себе воинствующего политического ислама (исламизма) и слабеющего, теряющего почву под ногами, ни в чем не уверенного под воздействием релятивистских концепций современного христианства уже давно является предметом обсуждения в бесчисленных публикациях. Алексей Малашенко писал о глубоких различиях между христианской и исламской цивилизациями. «В христианском мире нет религиозно-политического направления, тождественного исламизму, нет, скажем, «христианизма» как самостоятельного движения. Ни одна религиозно-политическая идеология не конвертируется в поиск «золотого века», не реставрирует концепции раннего (и позднего) Средневековья и, уж конечно, не ссылается постоянно на выдержки из Библии при изложении политических программ. Здесь нет фигур, сопоставимых с Ибн Таймией и Ибн Абд аль-Ваххабом. Как нет и не может быть идейных оппонентов, адекватных, например, Сайиду аль-Кутбу, Хасану ат-Тураби, Юсефу Карадави»100.
«В отличие от ислама, – отмечает Малашенко, – в остальных религиях фундаменталистские проявления носят ограниченный во времени и пространстве характер. В одном случае они сдерживаются секуляристским характером общества, в другом – замыкаются на частных национальных или региональных проблемах. И только исламизм оказался геокультурным и геополитическим феноменом, интегрирующим мусульманское сообщество, оказывающим влияние не только на его внутреннее сознание, но и на его отношения с остальным миром»101.
Сейчас исламизм чувствует свою силу, уверенно бросает вызов своим оппонентам и не ощущает нужды в компромиссах или каком-то сближении с ними. Малашенко констатирует, что в ХIХ – первой половине ХХ века многие мусульмане, зачарованные Западом, «верили в возможность, заимствуя у него отдельные идеи и принципы, быстро «исправить» мусульманское общество, сделать его сравнимым с европейским»102. Все это прошло. Исламисты презирают