Совдетство. Узник пятого волнореза. Юрий Поляков
Но… – Я кивнул и мотнул головой как-то одновременно, чувствуя холод в животе.
– Никаких «но». Помочь мы ему уже не сможем. Просто разбегаемся.
– Но ведь нас же все видели…
– Кто все? – Вожак стаи посмотрел на меня с удивлением. – Никто нас не видел. Оглянись!
В самом деле, в нашу сторону никто даже не смотрел. Немногочисленные загорающие лежали или ничком, уткнувшись в подстилки, или же навзничь, заслонившись от солнечной действительности чем попало: газетами, шляпами, полотенцами… Один комик прикрыл глазницы плоскими овальными камешками. Чистый покойник! Кто-то углубился в книгу, кто-то сосредоточенно отгадывал кроссворд, встряхивая головой, как копилкой, чтобы вспомнить нужное слово из пяти букв, заканчивающееся на «й». Парочка молодоженов с новенькими кольцами, сияющими на солнце, закрылась большим полосатым пледом и безответственно целовалась. В московском троллейбусе им давно бы сделали строгое замечание, но тут курорт… Башашкин неторопливо беседовал, присев на край лодки, с другом своей молодости Ардавасом – седым пузатым стариком в черных сатиновых трусах.
– И вообще… Сначала мы гуляли в эвкалиптовой роще, а потом пошли на Голый пляж, – нарочито беззаботным голосом проговорил Сиропчик. – Яшка матери так и наврал. На всякий пожарный…
– А кто у него мать? – спросил я.
– Новая русичка – Софья Леонидовна… Горелик. Она с первого сентября приступает.
– Откуда ты знаешь? – насторожился Ларик.
– Мой отец их вещи перевозил из Адлера. Сказал, столько книг еще никогда не видел!
– Тихо! – поднял руку Алан. – Не каркайте!
И тут из щели донеслось бульканье, послышался отдаленный всхлип и сиплое дыхание. Мы склонились: там, внизу, где плещется темная вода, белело сжатое с боков бетонными стенками лицо с выпученными глазами, острым носом и раздвинутыми, как у рыбы, губами. Потом оно исчезло, а из просвета между блоками показалась бледная пятерня с синими ногтями.
– Молодец, Горелый! – просиял Ихтиандр, присел на корточки и с чувством пожал руку, торчащую из каменной расщелины.
Мы сделали то же самое. Яшины пальцы были холодные, как лед, и мелко дрожали. Алан сложил ладони рупором и крикнул вниз:
– Теперь не торопись, отдохни, отдышись, успокойся. Потом возвращайся!
Мы вернулись на край волнореза, уставившись на то место между секциями, откуда должен был вынырнуть испытуемый. Вода возле лаза клубилась мутью, видимо, протискиваясь, он разбередил ил, набившийся в щели. Вдруг на поверхность, как пробка, выскочила рыжая голова Горелого. Глаза его были широко открыты, а рот разинут. Яша с хрипом несколько раз втянул в себя воздух, потом, опрокинувшись, долго лежал на спине, вздымая грудь. Наконец, очухавшись, он подплыл к поросшей водорослями бетонной стене.
– Осторожно, не порежься о мидий! – предупредил Фазил. – Давай руки!
И мы втащили его на горячий от солнца волнорез. Парня всего трясло, а его