Бриллианты безымянной реки. Татьяна Беспалова
пронзительными, как у хозяйки, голубыми глазами.
– Что ещё угодно Госпоже Бабушке? – с угодливой ласковостью спросил Архиереев.
– Не награждай титулами. Как говорят русские, не по Сеньке шапка.
Однако она улыбнулась и тот час же вытащила невесть откуда небольшой кожаный мешочек. Так факир вытаскивает из своей шляпы кролика.
– Половину тебе в обмен на подарки. Половину Георгию отдай. Георгий кладёт это в спичечные коробки, но у меня коробков нет. Вот нашила мешочков из замши.
Архиереев принял мешочек, помял его пальцами, почмокал.
– Неужто Осип тоже занялся этим?
– Прошлый раз Георгий был здесь с друзьями. Какие-то начальники из Мирного. Мне невдомёк зачем они ему. А так – рыбу удили. Осип показал им, как бьют уток. Всё бы ничего, да пили много, шумели, балагурили.
– Лица сзади или спереди?
– Да кто их разберёт? Пьяные.
– Целыми убрались? – не удержался от иронии Архиереев.
– Убрались. Да Гоша добычу забирать не стал. Остерёгся. Осторожный он. Умный. Вот его добыча. Тебе доверяю.
– Доверяешь? А камушки-то мелкие. Чай, все можно за щекой спрятать.
– За щекой спрятать? – Аграфена хрипло рассмеялась. – Человек ты или бурундук? А может быть, ты белка, капитан? В Чёрной Тайге каждый под присмотром Бай Баяная и Господина Эhэкээн. Те считать не умеют, но вора от честного человека отличают.
Архиереев заулыбался, топорща жёсткие усы.
– Спрячу в потайной карман. Жена мне его к фуфайке приделала ещё в те поры, когда я в Иркутск ездил.
– Правильно. – Аграфена устало кивнула. Архиереев заметил, как тяжело она опирается на посох. – Иркутск не Москва, но, толкуют, ворья и там в достатке.
Сказав так, она попятилась к тордоху, и его полог словно сам по себе отодвинулся, давая ей дорогу.
– До свидания! – проговорил Архиереев, адресуясь скорее к шкуре лося, служившей пологом для жилища Аграфены, чем к самой его хозяйке.
Архиереев решился развязать мешочек Аграфены, лишь усевшись в лодку. Его слегка покачивало на потревоженной лёгким ветерком глади, когда он высыпал на ладонь неприглядные кристаллики величиной с чечевичное семя или чуть крупнее. Из всех – а их было навскидку не менее двух дюжин – только один слегка поблёскивал неправильными гранями, да ещё один казался рубиново-красным. Неказистые кристаллы странным образом завораживали взгляд. Необработанные, они тем не менее обладали колоссальной притягательной силой. Хотелось рассматривать их, пересыпая с ладони на ладонь. Хотелось греть в горсти так, чтобы грани впивались в ладонь. «Один корунд, а остальные… Ах, крупные какие!» – пробормотал Архиереев.
Глава 2
«На удочку насаживайте ложь и подцепляйте правду на приманку»[6]
Моя мать вернулась в Москву летом 1953 года, держа меня, как она выражалась, за руку. Из-за хронического недоедания я был рахитического сложения, крайне слабым трёхлеткой, который и ходил-то с трудом. Но и мои жалкие 12 килограммов
Цитата из пьесы Вильяма Шекспира.