Славгород. Софа Вернер
бесчувственной, чтобы не ощущать боль и унижение, но вместе с тем она отбросила и приятное – доброту, дружбу, любовь.
– Эти ребята… РЁВ… за что они борются?
– За человечность, наверное. – Сережа поднимает плечи, опускает. Он как священная книга знаний. Гусеница для Алисы из старой потрепанной сказки. – Чтобы жизнь гибридов перестала быть похожа на кошмар. Хотят равноправия, единства, воли.
– Ты поддерживаешь их?
Гриша знала, что ей он врать не будет.
– Отчасти. Но не представляю, где мне искать место в их идеальной реальности. Моя жизнь не сахар и слаще она точно не станет. Пойти работать на тот же завод, что и другие, чтобы всю жить батрачить за копейки и не иметь шанса влиять на жизнь самому? Вроде бы равенство, но не то, какое хотелось. Моя судьба о другом.
Он сказал – за человечность. Что это такое, Гриша не знает. Но хотела бы узнать.
– Отведешь меня к ним, туда?
Сережа загадочно улыбается.
– Думал, ты уже не попросишь.
Глава восьмая
В клуб их не пускают. Гриша пожелала остаться собой – хмурой на вид и грубой на ощупь. От всех предложенных платьев она отказалась – во-первых, стеснялась их надевать, во-вторых, боялась себя потерять. Ничто не мешает Грише магическим образом стать какой-то другой – потому что Сережина косметичка была наготове, – но в обитель революционеров ей хотелось войти собой. Своей, а не чужой кожей прочувствовать все, что они хотят донести. «Коммунист» – это храм равенства и свободы, но неверующая Гриша суется в него с непокрытой головой и красным удостоверением в кармане.
– Лапуля, я сейчас вернусь. Договорюсь с тем парнем и мигом все улажу.
Сережа кивает на хорта с дважды переломанным носом, и Гриша переводит взгляд на охрану.
– Учуял, что ты не из простых. – Сережа хихикает, будто это игра.
– Я им всем в матери гожусь, вот и перепугались.
РЁВ – или та его часть, которая дышала, курила или блевала в окрестностях перед входом в подвал – создавала впечатление крайне молодой организации. Клуб по интересам, секция, кружок. Рыкова опять вздумала соскочить – скорее всего, серьезность дела она сама же и преувеличила, чтобы придать существованию хоть какой-то смысл.
Рука сама собой потянулась к сигаретам в оставленной на хранение Сережиной сумочке. Она бросила где-то полгода назад – смертникам запрещены вредные привычки, чтобы здоровые органы можно было благополучно изъять. Ей уже показывали фотографии больных раком детей, страдающих от смертельных болезней стариков, несчастных многодетных матерей – но только людей – город маленький, автономный, и «запчастями» необходимо делиться. Удивительно, как слаженно работает система, – все всему покорны. Или только одна Гриша?
Взгляд невольно блуждает между телами и лицами. Тонкая коричневая сигарета со вкусом вишни обжигает пальцы, крепко ее сжавшие, когда к главному входу подъезжает черная машина. Таких машин Гриша не видывала за пределами