Кровь фейри. Вэнди Эттвуд
нравится.
Для чего так красоваться в таверне?
Видимо, последний вопрос я задала вслух, потому что Адриан снисходительно вздохнул и проговорил:
– Милая моя, красивым и ухоженным людям открыты все двери, – произнес таким тоном, будто это единственно верное утверждение.
– Все-таки, не в каждом обществе стоит щеголять, как придворная дама, – пробубнила я, выходя за дверь.
– Фейри чутко слышат, – прошептал прямо на ухо, хотя еще мгновение назад был возле зеркала.
Я стукнулась плечом об его грудь, а после запуталась в подоле платья.
– Держу, – он поймал меня за локоть и улыбнулся. – Инстинкты не пробудились?
– Пробудились.
– Так от чего же ты неаккуратная такая?
Я решила не отвечать, только цокнула, высвободив руку.
– В таком наряде планируешь представление давать? Я думала, что ты хочешь скрыться от отца, – я понизила голос до шепота, предполагая, что он не захочет обсуждать при свидетелях эту тему.
– Лучше всего прятаться на виду, особенно когда хочешь узнать кое-какую информацию.
– Какую же?
– Всему свое время, – он заговорщицки подмигнул мне, и направился к стойке, где хозяйка таверны наливала крепкий эль по большим кружкам.
Вот же…
Я села за стол, и окинула скучающим взглядом помещение. Внутреннее чутье заставило меня обратить внимание на темный угол, где сидела фигура в плаще. Нельзя было сказать мужчина это или женщина, капюшон и мешковатый плащ надежно скрывали внешность носителя.
В сумрачном зале таверны, где дым от свечей танцевал с тенями, Адриан, фейри с харизмой дьявола, забирался на стол.
Я отвернулась всего на мгновение, а он…
Его бледные пальцы скользили по струнам лютни, которая появилась в его руках будто по волшебству, а бархатный голос, словно шепот ветра в горах, начинал петь.
Пел он на редкость фальшиво, не попадая в ноты, но всем своим видом он источал такое обаяние, что никто и не заметил, что его пение было каким-то не таким.
Ради чего он это все затеял?
Я внимательно всматривалась в него, когда он повернулся и как бы невзначай стрельнул глазами по фигуре в плаще, а после похлопал себя по карману.
Он спрыгнул со стола, осушил чью-то кружку с элем и закружил пышную девушку в сумасшедшем вихре танца.
И вот он снова взбирался на стол, пританцовывая на его краях. На нем одежда, словно сотканная из ночи, бархат и кружева, которые в свете свечей казались черным облаком.
Он играл на лютне, но не мелодию, а какофонию звуков. Его пальцы порхали по струнам, высекая из них оглушительный диссонанс. Он пел фальшиво, но с таким драматизмом, с таким неистовым блеском в глазах, что все взгляды были прикованы к нему.
Он танцевал, скручивая свое тело в немыслимых позах. Его движения были странными, но плавными, как будто танцевал не человек, а тень от свечи.
– Смотрите, смотрите! Я – вихрь! Я