Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская
и вы вправе отказать. Просто жить мне осталось не так уж много, и я хотел напоследок… Впрочем, не слушайте меня. Решайте сами.
Через два часа я подошла к дверям профессорского кабинета. Они раскрылись как по волшебству. За столом, склонившись над солидным, пожелтевшим от времени томом, сидел профессор Этернель.
– Вы согласны, Василиса Михайловна? – Голос старика прозвучал неожиданно звонко и молодо.
– Согласна, Орэт Дёнуарович. Ваше предложение слишком выгодно, чтобы отказываться. Работы я не боюсь. Вот только… могу ли я задать три вопроса.
– Всего три? – Профессор довольно прищурился. – Задавайте.
– Вы… вы женаты? – Я залилась клюквенным румянцем, заметив выражение лица Этернеля, немного насмешливое и высокомерное.
– Нет, я не женат, но у меня есть дочь. Мы почти не видимся, у девочки своя жизнь. Второй вопрос?
– Сколько вам лет, Орэт Дёнуарович?
– Сорок восемь… а вам восемнадцать?
– Недавно исполнилось, – ответ потряс меня. А мы-то считали профессора дряхлым стариком!
– Какой последний вопрос? – Профессора, кажется, позабавило моё замешательство.
– Вы носите необычные галстуки со странной символикой, значки, перстень с цифрами «33». Что это значит?
Старик блеснул зелёными глазами и улыбнулся.
– Думал, вы знаете, Василиса Михайловна. Я – масон, – он показал на левый лацкан, – циркуль и наугольник – символы масонства, а перстень с цифрами означает, что его владелец – мастер тридцать третьего градуса. Я гроссмейстер ордена. Вас это смущает?
– Нисколько… – соврала я.
«Кто такой гроссмейстер и какого такого ордена? Он же не о шахматах?»
– …я слышала о масонах… гм… немного. Знаю, что это закрытая организация. Кажется, Кутузов, Наполеон, Ататюрк были масонами, но я всегда воспринимала сведения о масонах отвлечённо, никогда не вникала в суть учения и не интересовалась подробностями.
– От вас этого и впредь не потребуется, Василиса Михайловна. Что ж, хорошо. Сможете ли вы приступить к работе завтра? – Старик протянул несколько листков. – Посмотрите и ознакомьтесь. Это стандартная «рыба» трудового договора и согласие о неразглашении сведений о работе и информации о нанимателе. Мой адрес и два телефона на обороте. По второму номеру я отвечаю чаще.
Профессор Этернель опустил голову к книге, и я поняла, что разговор закончен.
Вернувшись домой, я всё ещё находилась под сильным впечатлением от встречи. Прочитала договор. Выяснилось, что первый месяц работы – это испытательный срок, и если я его провалю, то из двух тысяч долларов, причитающихся за месяц, заплатят только пятьсот.
«Так, значит, надо постараться и продержаться год!»
И главное, как кстати! Летом мне исполнилось восемнадцать, и теперь я могу работать полный рабочий день. Пенсия по сиротству скудна, стипендия – мышкины слёзы, а я уже наделала долгов. У проклятой «Нивы» то аккумулятор пришлось менять, то свечи,