Шпион особого назначения. Андрей Троицкий
обдал гостя крепким духом фруктовой ракии, которая крепче итальянской граппы. Лицо лоснилось от пота, глаза оставались темными и блестели, как мокрые маслины. По болгарину никогда не поймешь, он сильно пьяный или только пару стопок перехватил.
Да и пить с болгарами дело неблагодарное, они положат на лопатки любого, самого крепкого кандидата.
Хозяин провел гостя на второй этаж, в лучшую в доме, самую просторную комнату, выходившую двумя окнами на двор, захламленный листами ржавого железа, почерневшими досками и заросший сорной травой. На заднем плане дымили трубы асфальтового завода.
Комната казалась совсем пустой. Из мебели здесь стоял круглый стол с толстыми гнутыми ножками, тумбочка, на ней вентилятор, и узкая металлическая койка, застеленная свежей простыней. Одну стены украшали несколько застекленных пожелтевших от времени фотографий в самодельных деревянных рамках, на другой стене висела большая картина с нарисованными на ней подсолнухами. Яркая картина на большой голой стене смотрелась нелепо, словно цветная заплата на штанах.
Прежде здесь, на втором этаже, жила мать Желе, психически нездоровая старуха, которая так орала целыми днями напролет, что соседи цыгане всерьез грозились сжечь поганую старуху вместе с парикмахерской.
Колчин никогда не видел бабку, но хорошо помнил ее голос, тонкий, пронзительный, похожий на крик подстреленной вороны. От дикого бабкиного карканья кровь в жилах останавливалась и леденела. Полгода назад старуха умерла. Теперь, после смерти матери, сорока трехлетний Желе всерьез подумывал о первой женитьбе на одной женщине, которая, по его словам, хоть и вдова, но готовит хорошо.
Желе деликатно удалился и ожидал в коридоре, когда гость переодевается в шорты и майку. Наконец, Колчин вышел из жаркой комнаты.
– Товар привезли? – спросил он.
– Приходил человек, – мигнул глазом хозяин. Спустились на первый этаж, в большую кухню, заставленную самодельной мебелью. Желе поднял люк погреба, проворно сбежал вниз по приставной лесенке, включил свет. Колчин последовал за ним, захлопнул за собой крышку.
Погреб был тесно заставлен полками и стеллажами, на которых стояли бутылки самодельной мастики, водки, по вкусу напоминающей микстуру от кашля. Стены украшали связки красного лука, чеснока и сушеного перца. Посередине стоял круглый голый стол, над которым свисала лампочка без плафона.
Желе встал на корточки, отодвинул от стены ящик с овощами, поднял обрезок доски, достал из тайника большую дорожную сумку. Колчин присел к столу, поставил сумку на колени. Поверх носильных вещей лежал большой желтый конверт. Колчин оторвал бумажную полоску, вытряхнул на стол болгарский паспорт, водительские права, приглашение на выставку сельскохозяйственных производителей и билеты на самолет до Праги. Вылет завтрашним утром.
– Христо Баянов, – пробормотал Колчин, раскрыв паспорт. – Звучит весело. Музыкально.
– Что? – не расслышал Желе.
– Ничего,