.
видел где? Ну, а раз видел, то иди, найдёшь Митрича, который у нас навроде старшего по баньке и по всему хозяйству, он тебе расскажет, как затопить, там и помоешься. Только воды сам натаскаешь, да постираться тебе надобно, но то Агафье, монахине старшой скажешь, она поможет.
Так оно и получилось. Натаскав воды в бочку и запалив очаг в баньке, Вадим помылся, там же и постирал свои штаны, куртку и трусы. Как быть с единственным нижним бельём, он не знал, оставалось только стирать, как можно чаще, пока они не сотрутся окончательно. Хорошо, что трусы,сшитые из искусственного материал, обещали прослужить долго. Китайскому химпрому форева!
Быстро помывшись, Вадим взял чистые портки и рубаху, что ему выделила Агафья, переоделся в них, а потом отправился на речку, чтобы отстирать там свои вещи песком и щёлоком. На это он потратил довольно много времени.
Уже глубоким вечером все собрались в церкви на молитву. Каждый стоял на предназначенном ему месте: монахи на клире и впереди, послушники – немного позади, а дальше уже и все остальные. Вадим стоял вместе со всеми и усердно делал вид, что молится, осеняя себя крестами. И делал это долго, пока на него не обратили внимание.
Митрич, тот, что был тут за завхоза, недоумённо взглянул на него, Вадим напрягся и тут же понял, почему. Оказывается, он крестился тремя пальцами, а все остальные – двумя. Он быстро убрал лишний палец и стал так же, как и все остальные, прикладывать два. Незаметно к нему присоединилась Агафья, с самым серьёзным видом крестившаяся, как и все.
Её помыли и даже кое-как состригли волосы, что нелепо свисали с одной стороны, когда на другой стороне от них почти ничего не осталось. Глянув на неё, у Вадима не осталось сомнений, что девочка под платком, скорее всего, щеголяла лысиной. Вряд ли ей оставили сколько-нибудь длинные волосы. Остригли наголо и привет. Ну да, потерявши голову, по волосам не плачут. А волосы-то что? Новые нарастут!
После общей молитвы все разошлись по кельям, а Вадим направился вместе с Акимом спать в странноприимный дом. Аким оказался крестьянином маленького роста, «трудником», как здесь таких называли. Он работал в хлеву и на огороде, выращивая скотину в монастыре.
В келье их жило двое, потому как места пока хватало всем, и спали в одном помещении по двое, а не по четверо. Войдя, Вадим упал на полати, еле прикрытые каким-то старым, но чистым тряпьём из дерюжки. Аким поступил также, и через минуту по комнате поплыло густое амбре, распространяемое его грязными ногами. А всю комнату огласил могучий храп. Как мог издавать столь громкие звуки человек меньшего роста, чем Вадим, было решительно не понятно.
Но сон все равно пробился сквозь запахи и звуки, и под аккомпанемент могучего храпа быстро накрыл Вадима с головой. Глаза сами собой закрылись, и он погрузился в мир грёз. Грёзы у него случились разные: и красивые, и безобразные. Снился лес, могучий, вековой, глухой, с редкими полянами и огромным буреломом, сквозь который пробиралась тщедушная человеческая фигурка. Кто это, он ли или кто другой, Вадим не понял.
Видения сменяли друг друга, не