По морю прочь. Годы. Вирджиния Вулф
сам был на подобном мероприятии лишь однажды, тридцать пять лет назад, и тогда оно показалось ему до крайности бессмысленным и глупым. Неужели им по душе крутиться под пиликанье скрипки? А если они беседуют, говорят друг другу приятные вещи, то почему не делают этого в более подходящих условиях? Что касается его самого… Он вздохнул и указал на атрибуты своей деятельности, лежащие повсюду, и при этом, несмотря на вздох, на лице его отразилось такое удовлетворение, что его племянница заторопилась уходить. Это было ей позволено лишь после поцелуя и обещания выучить греческий алфавит, а также вернуть французский роман, когда она его прочитает, вслед за чем для нее будет найдено что-нибудь более подходящее.
Комнаты, в которых живут люди, производят не менее сильное впечатление, чем их лица, увиденные впервые, поэтому Рэчел спускалась по лестнице медленно, полная недоумения по поводу своего дяди, его книг, его пренебрежения к танцам и его странного, совершенно непонятного, но, видимо, вполне цельного, взгляда на жизнь. Тут внимание девушки привлекла записка с ее именем, лежавшая в передней. Адрес был написан убористым и четким почерком, ей незнакомым, а само послание, в котором отсутствовало обращение, гласило:
«Посылаю, как обещал, первый том Гиббона. Лично я считаю, что современные авторы не заслуживают серьезного обсуждения, но все-таки вышлю Вам Ведекинда[45], когда сам его дочитаю. Донн? Вы читали Вебстера[46] и всю эту компанию? Завидую, что Вы будете читать их впервые. Совершенно изнурен прошлой ночью. А Вы?»
Письмо завершалось витиеватой подписью, в которой Рэчел разобрала инициалы «С.-Дж. А. Х.». Ей весьма польстило, что мистер Хёрст запомнил ее и так быстро выполнил свое обещание.
До обеда оставался еще час, и Рэчел, с Гиббоном в одной руке и Бальзаком в другой, миновав калитку, пошла по утоптанной грунтовой тропинке, сбегавшей с холма среди олив. Для того чтобы карабкаться в гору, было слишком жарко, зато в долине росли деревья, а вдоль русла реки пролегала поросшая травой тропа. В этом краю, где все население было сосредоточено в городах, можно было быстро оказаться вне цивилизации и потом лишь случайно набрести на ферму, во дворе которой женщины чистят красные коренья, или на мальчишку, окруженного стадом черных пахучих коз. Река представляла собой глубокую ложбину из сухих желтых камней с тонкой нитью воды на самом дне. На берегу росли те деревья, о которых Хелен сказала, что стоило плыть за море хотя бы ради того, чтобы их увидеть. Апрель заставил их бутоны распуститься, и среди глянцевых зеленых листьев виднелись крупные цветы с толстыми, будто вылепленными из воска лепестками удивительных кремовых, розовых и ярко-алых тонов. Но Рэчел шла, ничего не видя, поскольку была в том восторженном состоянии, какое обычно возникает безо всякой видимой причины и преображает все вокруг – и землю, и небо. Ночь вышла за свои пределы и подчинила день. В ушах Рэчел звучали мелодии, которые она играла накануне; она стала напевать и от этого шла все быстрее и быстрее. Она не отдавала себе отчета, куда идет: деревья и весь пейзаж превратились