Водолаз Его Величества. Яков Шехтер
следили за порядком.
Начинали с матросов старших по званию. Подойдя к ендове, вызванный, словно в церкви, снимал бескозырку, брал чарку, степенно зачерпывал из ендовы и медленно, со вкусом употреблял. Закусывать не полагалось, ведь сразу после чарки начинался обед. Пока баталер делал отметку в списке, матросы вместо закуски отпускали шутки, кто во что горазд.
– Саночками прокатилась!
– Упала, точно поп на попадью.
– Прими, душа, привет сорокаградусный!
В тот день на вахте стояли Мышлаевский и Романов. Озирая с высоты мостика вкушение чарки, Мышлаевский заметил, что с его точки зрения это вредный, портящий команду обычай.
– Общепринятое мнение о полезности водки, якобы спасающей матросов от воспаления легких и тяжелых простуд, не более чем заблуждение. Особенно вредно то, что чарку не принято немедленно закусывать. Хоть водки немного, но даже это количество вовсе не улучшает аппетит, как принято думать, а портит желудки и дурит головы.
– Совершенно с вами согласен, – поддержал его Романов. – Царь Петр был прав, на старых парусниках водка действительно помогала. Но сегодня служба стала намного легче, условия лучше, и водочный паек – вредный пережиток прошлого.
– Я думаю, было бы куда полезней, – высказал свою заветную мысль Мышлаевский, – отменить флотскую чарку, а на сэкономленные деньги улучшить питание матросов. Ведь на иных кораблях кормят так, что без водки перед обедом кусок в горло не полезет.
После этого разговора мичман попросил командира «Рынды» постоянно ставить его на вахту вместе с поручиком Мышлаевским. Федор Карлович Авелан, происходивший из шведов и во всем ценивший основательность и порядок, огладил роскошную бороду и спросил:
– Могу я поинтересоваться причиной сей просьбы?
За неделю до выхода в море, оторвав от подготовки к походу, его срочно вызвали в адмиралтейство. Командир «Рынды» не любил встречи с начальством, по его опыту, они часто протекали совершенно непредсказуемо. Готовишься к докладу по одной теме, а спросить могут нечто совершенно иное.
Так и получилось. Его провели в кабинет высокого начальника, в котором Авелану довелось бывать всего два или три раза, и представили наместнику Кавказа, генералу-фельдмаршалу, великому князю Михаилу Николаевичу. Отцу мичмана Александра Романова.
Наместник вежливо осведомился о целях похода, состоянии дел на корвете, подготовке экипажа, а потом произнес совсем другим тоном:
– Не стану вмешиваться в порядок службы, не в моих это правилах, да и вам, опытному командиру, виднее, как поступать. Об одном только прошу, не как офицер офицера, а как отец отца: приглядите за моим сыном. Он чист душой, поэтому пожертвовал всеми преференциями по службе и начал флотскую карьеру с нулевой отметки, но наивен и горяч. Романтический порыв может сорвать его с места и закружить, точно смерч. Мы все были романтиками в его возрасте, это правильно и нормально, но тут случай особый.
Просьба