Пробуждение Ктулху. Артур Филлипс Этвуд
Эллингтон, – произнес я растерянно, – неужели матушка ничего вам об этом не сообщала?
– Не очень-то я доверяю каким-то там письмам, – отозвался дед. – Мало ли что напишет женщина, да еще собственному отцу. Соврать – не дорого взять, а уж женщины-то точно на такое способны.
Я покачал головой и, смущенный, опустил взгляд. Он засмеялся.
– Никак смущаешься? Поживи с мое да повстречайся с парой женщин, а потом еще произведи дочь на белый свет – тогда и поймешь, что я имел в виду.
– А вдруг я тоже расскажу вам какую-нибудь неправду? – решился я.
Дед откровенно расхохотался, откинув голову назад.
– Ну нет, малыш, у тебя попросту не получится, – он подмигнул мне. – Мужчина лгать не умеет. Сразу глаза отводит, или голос у него меняется. Женщина – другое дело: она живет в собственном мире и любому чужаку, что ступил на границу этого мира, с легкостью дает отпор. Он даже и не догадается, какую штуку она с ним провернула, о да, малыш, такие вещи мужчине просто в голову не придут.
– У мамы было еще двое детей, – сказал я, помолчав. – Один родился мертвым, второй, младше меня, прожил менее года. Вскоре после этого ушла из нашего мира и матушка. Она очень заботилась о нас и невероятно переживала все эти утраты. Не знаю я, что заставляет вас говорить о ней настолько ужасные вещи, – прибавил я дрожащим голосом.
Дед потрепал меня по щеке.
– Ну, ну, нечего заливать тут все слезами, – проговорил он почти ласково. – Ишь что надумал! В твоем возрасте следует уже крепко держаться на ногах. Да, твоя мать что-то писала мне такое про своих новорожденных детей, но я, честно сказать, решил, что она морочит мне голову. Она всегда отличалась обыкновением придумывать какие-то несуществующие обстоятельства и крепко морочила головы своим старшим братьям.
– О своих дядьях я знаю только то, что они уже оставили этот мир, – заметил я в надежде, что дед поведает мне какую-нибудь историю. В те годы я уже считал хорошим тоном знать о родственниках по крайней мере хотя бы общие обстоятельства их жизни и кончины. Впоследствии мое мнение сильно изменилось, но, к несчастью, тогда я уже ничего не мог поделать.
– Ты знаешь о них достаточно, – заметил дед. – Большего и не выспрашивай, смысла в том никакого нет.
Он поднялся и вынул из огромного буфета нарезанные куски хлеба с сыром. Все это зачерствело, однако и дед, и я ели их с большим аппетитом: дед размачивал хлеб, обмакивая его в чай, а я с хрустом разгрызал, как и положено подростку. Дед определенно развеселился, и я почувствовал какое-то странное удовлетворение оттого, что его доброе настроение, по всей вероятности, связано с моим присутствием. Довольно скоро мне начало казаться, что у меня с отцом моей покойной матери как будто больше общего, нежели с моим родным отцом. Возможно, так оно и было, потому что – и это признавали все – я более походил на мать, нежели на отца, и, несомненно, унаследовал от нее не только внешность, но и многие