Белокурая индианка. Том 1. Владимир Богданов
сосульки сверху. Заалел восток пылающим костром.
Алеуты были в красочных нашивках. Злой шаман ударил в бубен. Тугу, сын его, охотник неуклюжий, очень толстый и ленивый, щуря глаз, склонился к луку. Знал, отец не даст в обиду. Все насмешки смолкнут вмиг, только взглянет взором хищным. Тугу бил по льдинам белым, точно в тело спящей нерпы. Надломились стрелы с треском. Не хотело море просыпаться. Даже ветер стих совсем. Зря сопел стрелок несчастный, поражая свою цель. Море лишь слегка вздыхало, поднимая рокот из глубин. Сдался Тугу, бросил лук на землю. А шаман от гнева замолчал, рассердившись на сынка-разиню.
Вдруг раздался круг людской, вышел Чинтаячь – охотник смелый. Он вождю три раза поклонился в ноги и сказал:
– Позволь, о мудрый Тукку, море с лаской попросить. Разве можно так его печалить, словно враг перед тобой? Сколько нас от смерти выручало, радовало чистым серебром в нерест стаек мойвы.
Вождь качнул в согласье головой. Чинтаячь пошёл по льдинам зыбким, разговаривая сам с собой:
– Море, видишь яркие лучи, это солнце приготовило дары, чтобы волны плавились твои, да играли в нашей бухте по утрам.
И услышал он в ответ урчанье. Море закачалось, задышало. Чинтаячь воскликнул:
– Я весны дождался!
Море забурлило, поломало льдины на куски. Чинтаячь сквозь льдину провалился и рукой дрожащей зацепился за холодный скользкий край. А шаман ударил в бубен с силой:
– Море забирает в жертву Чинтаяча, чтобы племя 3жило сытно!
Пала на колени Угла и заплакала, не желая с гибелью его смириться.
У охотников дрожали ноги. Разве можно им шамана упрекнуть. Если гибнет на глазах один из лучших, значит, это хочет Бог. Только так не думал иностранец, он ползком по льдинам полз и, протягивая руку Чинтаячу, вытянул его из мёрзлых вод. Возвратившись мокрыми на берег, ждали, что ответит вождь.
И ответил вождь:
– Что ж, пришла пора купаться! Чинтаячь – пловец сивуч может стать героем праздника, если примет юколу с девичьих рук!
Засмеялось радостное племя, а шаман скрипел от злости жёлтыми зубами. Рассудил разумно вождь, вставая:
– Чужеземца я винить не стану. Он рождён в стране потусторонней, там не наши властвуют законы.
С каждым днём всё выше солнце поднималось. Первые цветы на скалах расцвели. Угла с радостью срывала, прижимала нежно их к груди. Белые красивые дриады, камнеломок розовые лепестки. В небе с трепетом зависнет вдруг поморник, что-то с жалостью расскажет ей. А вслед пуночка зальётся песней звонкой – и на сердце станет веселей.
Угла знала, что ночами светят звёзды. Это в небе загораются костры, словно искры, вспыхивают в воздухе тени от таинственных зверей и птиц. Кружат ночью тихо над охотниками, внутрь влетают, если рот открыт, коли дышит человек свободно и недвижно возле моря спит, превращаясь в сон желанный, добрый, если их ничем не рассердить. По утрам они, вздыхая, улетают по лучам в малиновый восход. Издали всё время наблюдают, как живёт на острове народ. Вялит пойманную рыбу или