Исследование дома. Новая версия. Притчи, рассказы, эссе. В. И. Нечаев
За нарочитой небрежностью профессионального приёма стоит школа, но, зачастую, нет дерзания. Любитель бросается в неизвестное без оглядки. И случается удивительное.
Картина, обладателем которой я так и не стал, была из этого разряда.
Чайки на берегу. Очевидно, море. Вода выписана достаточно условно. Детали берега неразборчивы. Птицы в ожидании, – у кромки воды, вечера, уходящего света. Солнце где–то за спиной зрителя. Приглушённые, сизо–лиловые, красноватые тона. На заднем плане, – низко над водой, – большое облако. Облако – судьба. Ещё несколько минут, и птицы снимутся с места. Опустеет берег. Погаснет свет. Художнику удалось передать надвигающуюся пустынность. Финал, как предчувствие. Это нельзя подсмотреть, невозможно скопировать.
Говоря о птицах, я заново проживаю звуки.
В непогоду и когда голодны, чайки кричат коротко и пронзительно. Высоко в распахнутом небе, где только солнце и ветер, крики птиц протяжны, долги. Выражение чистой радости.
О чём ещё кричит птица? Может быть, о неизбежном расставании с родным берегом?
Я помню выстрел из старой одностволки, когда я убил чайку. Просто от нечего делать.
Скучающий подросток с ружьём в руке. В кармане – один патрон. Патрон старый, с прошлого года. Есть оправдание и повод для выстрела. Зарядить ружьё, взвести курок. Я не тороплюсь. Куда спешить подростку у моря?
Чайка летит вдоль кромки прибоя к своей цели, ведомой только летящей птице. Мерный взмах крыла. Прикидываю: высоко. Мне, смотрящему через прорезь ружейного прицела, чайка кажется белым крестиком. Но моя одностволка достанет птицу. Я почти вертикально поднимаю ружьё, делаю положенное упреждение и жму спусковой крючок.
Приклад ружья жёстко бьёт в мое худое плечо. За мгновение до того, как чайка прервёт свой полёт, я чувствую, знаю, что попал. Чайка не падает – рушится. Лихо я!
Нажимаю рычаг за предохранительной скобой, левой рукой переламываю ружьё. Латунная гильза подаётся из патронника, тускло блестит. Кислый запах пороха. Зачем–то заглядываю в ружейный ствол: блёклый кружок неба, сизый дымок…
Я слышу пронзительные крики. Чайки, их много. И откуда они налетели? Чайки кружат, пикируют к мёртвой на воде. Я стал считать птиц и сбился. Меня смутило это нашествие. Это было похоже на отпевание. И я уходил с берега, сжимая гильзу в кулаке. Своим присутствием я оскорблял чужой обряд.
Вспомнится и другое. По шаткому мостику памяти перейти в хмурый штормовой день. С криком «розовые чайки!» я бегу к дому. И возвращаюсь, плетусь обратно к морю за сутулой спиной Жалыбина.
Володя Жалыбин – наш сосед по бараку. Он старшеклассник, а я только в шестом. Худой Жалыбин побил самого сильного мальчика в школе, Костю Жука. Костя занимался штангой, и в моих глазах был непобедим. До той поры, пока Жалыбин не накостылял ему в школьном коридоре. Длиннорукий, он крепко держал Жука левой рукой за ворот, а правой быстро бил в лицо. И мощный Костя ничего не мог сделать. Серия правой