Был ли Пушкин Дон Жуаном?. Александр Лукьянов
школы скинет,
На бархат ляжет пред тобой
И ноги врозь раскинет.
Ласси – французская актриса, отказавшая сватавшемуся за нее актеру Яковлеву. Г-жа Казасси – главная надзирательница театрального училища, очень строгая и чинная дама, державшая своих девочек под замком и разрешая только из форточки любоваться проходящими мимо бравыми молодцами.
В 1819 г. Мансуров уехал в командировку по военным поселениям. Пушкин писал ему туда: «Здоров ли ты, моя радость? Весел ли ты, моя прелесть?.. Мы не забыли тебя и в семь часов с половиной каждый день поминаем в театре рукоплесканьями, вздохами – и говорим: свет-то наш Павел. Что-то делает он теперь? Завидует нам и плачет о Крыловой (разумеется, нижним членом. Каждое утро крылатая дева летит на репетицию мимо окон нашего Никиты (Всеволожского), по-прежнему подымаются на нее телескопы и х**, но увы: ты не видишь ее, она не видит тебя, – оставим элегию, мой друг. Исторически буду говорить тебе о наших; все идет по-прежнему; шампанское, слава Богу, здорово, актрисы также, то пьется, а те е***ся – аминь, аминь, так и должно. У Юрьева х**, слава Богу, здоров, а у меня открывается маленький, и то хорошо».
Вот так проходило обучение поэта всем прелестям жизни тогдашней золотой молодежи, совмещавшей в себе по словам В. В. Вересаева: «беззаботно-веселое сожительство венерических болезней с ненавистью к деспотизму».
Князь П. А. Вяземский, поэт и литератор, и А. И. Тургенев – большие друзья молодого Пушкина, постоянно переписывались между собой и аккуратно осведомляли друг друга о «Сверчке» – самом младшем и многообещающем из поэтов литературного общества «Арзамас», которое было более литературным и менее беспутным, чем общество «Зеленая лампа». На собрания этого общества приходили Карамзин и Жуковский. Однако поэт предпочитал скучным собраниям общества «Арзамас» веселым похождениям. Вот о чем писали Тургенев и Вяземский друг другу, отмечая немало любопытных штрихов, касающихся тогдашнего времяпрепровождения Пушкина.
«Пушкина-Сверчка я ежедневно браню за его леность и нерадение о собственном образовании. К этому присоединились и вкус к площадному волокитству, и вольнодумство, также площадное, восемнадцатого столетия. Где же пища для поэта? Между тем он разоряется на мелкой монете! Пожури его».(А. И. Тургенев – В. А. Жуковскому, 12 ноября 1817 г.)
«Праздная леность, как грозный истребитель всего прекрасного и всякого таланта, парит над Пушкиным… Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты б*****, мне и кн. Голицыной, а ввечеру иногда играет в банк… Третьего дня ездил я к Карамзиным в Царское Село. Там долго и сильно доносил я на Пушкина. Долго спорили меня, и он возвращался, хотя тронутый, но вряд ли исправленный». (А. И. Тургенев – кн. П. А. Вяземскому, 4-го сент. 1818 г.)
«Сверчок прыгает по бульвару и по б*****, – писал Тургенев Вяземскому 18 декабря 1818 года. – Но при всем беспутном образе жизни он кончает четвертую песнь поэмы (имеется в виду «Руслан и Людмила» – А. Л.). Если еще два или три х**, так и дело в шляпе. Первая х**** болезнь была и первою кормилицей его поэмы».
Пушкин был совершенно неутомим в своих похождениях. Ничто не могло