В тисках мироздания. Лариса Соколова
вдруг пропала,
и лишь весною в реке всплыла
вся синяя в платье алом.
Рассвет над нею был тоже ал —
лучистого дня предтеча.
Никто о ней ничего не знал,
но в храме горели свечи…
И кто—то имя её навзрыд
шептал у дверей церковных.
Безногий, сгорбленный инвалид,
далёкий от игр любовных,
над нею плакал, весь мир кляня
за то, что её не стало…
Была похожая на меня
та девушка в платье алом.
Дорога к солнцу
Ты ушёл, но с прошлым нить не рви.
И хоть жизнь стервозная такая,
над прозрачной памятью любви,
соловьи поют не умолкая.
В каждом стебле дух родной земли,
окроплённой божьей благодатью.
Мы с тобой старались, как могли
удержать иллюзию в объятьях.
Как играют в зеркале реки
звёзды отпылавшие над нами!..
Ночи те бездонно глубоки,
где сердец безумствавало пламя.
Ты тропу мне к свету указал,
когда солнце смежило ресницы.
Я иду, куда глядят глаза —
та тропа вокруг меня змеится,
приводя в конце концов туда,
где до дна испита счастья чаша.
А в колодце высохла вода,
и буянит ветер в доме нашем.
Я себя пытаюсь убедить,
что любовь в наш дом ещё вернётся…
Разрывая с тёмным прошлым нить,
над своей судьбою вижу солнце.
Дочери Марии
Чадо моё, в мир порочный рождённое,
да обойдёт тебя зло стороной!
Имя твоё, в небесах утверждённое,
не оскверняется чернью земной.
В имени этом любовь и терпение
дом поднимают разрухе назло
так, что к слепому приходит прозрение,
уравновесив душевный излом.
Живые письма
Нет тебя, твои же письма живы.
Всё расстаться с ними не могу.
Чувства в них пронзительны, не лживы,
если я сама себе не лгу.
В каждом слове нежность без предела,
а за ней разлука на века.
Ты был зрел, а юность не хотела
улетать с тобой за облака.
Чтоб союз созвучных душ был вечен,
хоть удел всего земного – прах,
на земле должны свершаться встречи,
а уже потом на небесах.
Может в чём—то я перестаралась,
одолев превратности судьбы,
только встреча наша состоялась,
да совсем не так, как надо бы!
Заговоренный клад
Иногда поверить надо
в то, что сказочник не врёт.
Заговоренному кладу
в тайнике своём – не мёд.
Он не дышит светом божьим,
грёзы грешников круша…
Успокоиться не может
в нём хозяина душа.
Не берёт её Всевышний,
и лукавый ей не брат.
В мире