Алые птицы. Анна Самохина
собой частичку большого мира с его шумом, музыкой и неоновым светом. Они настолько привыкли к размеренной жизни Птицына, к его простору и чувству свободы, что уже не могли прижиться в другом месте. В конце концов, работу в медленно растущем городе было легко найти, а с зарплатой не обижали.
– Мы придём, – пообещал Георгий.
Павел не успел даже ответить, а друг уже потащил его к машинам.
– Ты же не поедешь на кладбище, да? – спросил Георгий с надеждой.
– Без поминок нет, конечно.
Павел сел в машину и первым выехал на дорогу; чёрный крайслер Георгия направился следом.
Он хотел бы вернуться в участок и поработать ещё, да и время даже за полдень ещё не перевалило. Но настроения общаться с коллегами не было, к тому же Павел взял на сегодня отгул. Поэтому он вырулил на неширокую дорогу частного сектора и остановился перед своим домом.
Георгий припарковался неподалёку и махнул другу рукой.
– Встретимся в одиннадцать? – крикнул он.
– Да. Приду в двенадцать, – ответил Павел.
Он зашёл в дом и повернул замок. Теперь у него оставалось по меньшей мере часов десять на то, чтобы в спокойствии и тишине поработать.
Глава 6. Безумная сказка
20 августа. Вечер.
Стоя перед зеркалом, Павел ещё раз умылся. Крошечная ранка от пореза бритвой чуть кровоточила.
Он вышел в прихожую и обулся. Дресс-код сегодняшней вечеринки не слишком ему нравился, однако выбирать не приходилось. Ярко-красные брюки, купленные несколько лет назад его уже бывшей женой, ещё подходили по размеру, и Павел удивился, что не выкинул их за всё это время.
Алая футболка и найденные в закоулках угольно-чёрные кроссовки вызывали смешанные чувства. Кровавая вечеринка в честь смерти Семёна была лучшим решением, на которое оказались способны активисты Птицына.
Павел направился к соседнему дому, где жил Георгий. Тот как раз закрыл входную дверь и приветливо махнул ему рукой.
Для Георгия кислотные цвета – это все. Хотя его гардероб отличался поразительным разнообразием, и в будние дни он предпочитал неброскую одежду, а на вечеринках всегда становился центром внимания. Вот и сейчас: ярко-красный брючный костюм точно выделит его из толпы, впрочем, на это Георгий всегда и рассчитывал.
– Время? – спросил тот, спускаясь по лестнице.
– Без двух минут двенадцать. Как раз успеем к началу.
Георгий усмехнулся и подошёл к другу.
– Ровно в двенадцать карета превращается в тыкву, а с жителей Птицына слетают маски…
– Только не начинай, – пробормотал Павел.
– …Обнажая их уродливые лица, полные злости, алчности и похоти. Как романтично! Ох уж эти идеи лицемерия. Обожаю.
Павел замер.
– Лицемерия, говоришь?
– А как ещё ты бы описал Птицын?
Лицемерие… Молящийся Семён – это не сочетание несочетаемого. Это проявление лицемерия. Нераскаявшийся грешник не стал бы молиться, а если начал, то он наверняка лжёт.
– Может, ты и прав…
– Не может, а прав.
Павел