Королевская тайна. Эндрю Тейлор
оставив ничего, кроме долгов. Не станете же вы требовать деньги с покойника, так что покончим на этом.
– Вы лжете, – слабым голосом выговорил Джонсон, и его пальцы выпустили мою руку. – То есть… Простите, сэр, у меня и в мыслях нет ставить под сомнение вашу честность. Уверен, вы просто ошиблись. Когда я в последний раз видел господина Эббота, он…
– Если не верите мне – сходите к нему на квартиру. Эббот жил в доме под вывеской с изображением арапчонка возле Темпл-Бар. Или, если так для вас будет убедительнее, спросите кого угодно в Уайтхолле. Болезнь сразила Эббота внезапно и унесла его жизнь всего за пару дней.
– Господи Боже! – воскликнул Джонсон: от неожиданности в нем вдруг проснулась набожность. – Воистину, ни один человек не ведает, когда за ним придет ангел смерти.
Теперь Джонсон обливался потом. Он вытащил из кармана платок – бордовый, под цвет камзола, с удивительно изящной кружевной каймой, но довольно грязный и потрепанный. Джонсон вытер лицо, скомкал платок и сжал его в кулаке так крепко, что аж костяшки пальцев побелели. Откинувшись на спинку кресла, он глубоко вздохнул. И снова надел прежнюю личину, будто старый удобный плащ.
– Даже если то, что вы говорите, правда, сэр, я имею право претендовать на долю имущества господина Эббота, – изрек Джонсон. – Хоть что-то же после него осталось. Может, мы с вами договоримся? Подумайте, сэр, что будет, если мы не сумеем прийти к соглашению: я человек бедный, но в крайнем случае отправлюсь в суд. И не могу дать гарантию, что дело не приобретет скандальный оттенок, когда я поведаю судье о слабостях бедного господина Эббота. Репутации его светлости будет нанесен урон. Лорд Арлингтон…
– Ни на что вы претендовать не можете, – перебил я. – И если вам не нужны неприятности, вы бросите свой поддельный договор в огонь. То, что подпись ненастоящая, легко доказать, и тогда вам будет грозить обвинение в подлоге. Господин Горвин сам обратится к властям и даст против вас показания. Лорд Арлингтон его полностью поддержит, а там и до ордера на ваш арест недалеко. И знаете, чем закончится вся эта история? Виселицей.
Тут Джонсон затараторил на огромной скорости, то пытаясь оправдаться, то перекладывая вину на Эббота, или на Горвина, или на кого угодно, кроме себя самого, то утверждая, что якобы написал Горвину по ошибке. Ирония заключалась в том, что я подозревал: Джонсон ни в чем не виноват – во всяком случае, в этой ситуации он чист. Откуда ему было знать почерк Горвина? Он, скорее всего, даже и не слышал о моем сослуживце. А подлог почти наверняка на совести самого Эббота.
– Короче говоря, сэр, больше тут обсуждать нечего, – заключил я, прерывая поток слов и вставая с кресла. – Вряд ли возникнет повод для нашей новой встречи.
Для порядка Джонсон начал было возражать, но быстро сдался. Открыв дверь, он покинул комнату первым. Мы с ним шли по коридору к лестнице, как вдруг открылась еще одна дверь.
– Господин Вульф, слышали новость о несчастном господине Эбботе? – промолвил Джонсон тонким, дрожащим голосом. Казалось, язык плохо ему