Наука о чужих. Как ученые объясняют возможность жизни на других планетах. Антон Первушин
поколение античных философов вполне разделяло взгляды предшественников. Анаксагор, основоположник афинской школы и один из сторонников гелиоцентрической космологии, утверждал, что Солнце – не божество, а раскалённый камень, а Луна во всём подобна Земле. Кстати, он же ввёл в обиход концепцию вечных «семян» («гомеомерий»), которые рассеяны везде во Вселенной и движение которых, предопределённое разумным началом («нусом»), порождает жизнь. Можно сказать, Анаксагор первым сформулировал ключевую доктрину популярной ныне панспермии (гипотезы о зарождении жизни на Земле в результате занесения её из космического пространства).
Материалистическая школа Эпикура, достигшая расцвета на рубеже IV–III веков до н. э., сделала идею множественности обитаемых миров частью своего учения, объединившего наиболее прогрессивные взгляды того времени. Причём последователи школы полагали, что небесные тела во многом подобны Земле.
Убеждённым сторонником этой идеи был и римский философ Тит Лукреций Кар, который в своей знаменитой поэме «О природе вещей» (De rerum natura, ок. 99–58 гг. до н. э.) писал: «Остаётся признать неизбежно, что во вселенной ещё и другие имеются земли, да и людей племена и также различные звери». Его мнение оказалось востребовано в эпоху Возрождения, когда античность вошла в моду и новые мыслители искали достойных предшественников для обоснования собственных естественнонаучных теорий.
Однако в Древнем Риме и Средневековой Европе возобладала философская система, противоположная атомизму. Тут уместно вспомнить Платона, ученика Сократа, который был ярым противником концепции множественности миров, о чём высказался в трактате «Тимей» (Timaeus, ок. 360–350 гг. до н. э.): «Наш космос есть живое существо, наделённое душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения… Мы не должны унижать космос, полагая, что дело идёт о существе некоего частного вида, ибо подражание неполному никоим образом не может быть прекрасным… Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или было бы вернее говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом».
Дальнейший толчок развитию концепции разумной упорядоченности Вселенной придал афинский мыслитель Аристотель, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, живший в IV веке до н. э. и оставивший богатое наследие.
Если кратко охарактеризовать умозрительную космологию Аристотеля, изложенную в его трактате «О небе» (De caelo, 355–347 гг. до н. э.), то она была предельно геоцентрична и, как следствие, антропоцентрична. Конечно, философ признавал и аргументированно доказывал шарообразность Земли, но при этом полагал шарообразным и небо с закреплёнными на нём звёздами. В его представлении Вселенная выглядела вечным замкнутым механизмом, состоящим из вложенных друг в друга сфер и работающим по воле бога («перводвигателя»). Конечно, в такой картине мира не было места иным мирам и существам.
Рис. 1.