Мои детские кошмары. Aron Bakenlly
добрался до дома, помню плохо. Я пришёл в светлую съёмную квартиру, где мы жили с Катей, разулся, пошёл в ванную и тщательно умылся под холодной водой. Нужно было приходить в себя, пока моя девушка не увидела меня в таком состоянии.
Пройдя в комнату, я включил ноутбук и откинулся в кресле.
– Что же происходит со мной, господи? – Спросил вслух я, не ожидая ответа на свой вопрос.
Пока загружалась винда, ко мне пришли в голову странные воспоминания о нашей старой квартире. Именно её я увидел тогда под гипнозом. Сперва она показалась светлой, но затем её окутал мрак. И сейчас она мне вспомнилась жуткой и страшной. Чёрт, когда же мы там жили? Сколько мне было лет? Почему я так слабо помню этот момент моей жизни? Я пытался вспомнить хоть одно детское воспоминание, связанное с этой квартирой, любой момент, как я там играю или делаю уроки, но кроме образа этого места в голове ничего не было.
Зазвонил телефон. Я подпрыгнул. Это был мой друг Сава.
– Здаров, Саванна! – Поприветствовал я парня.
– Дюха, привет, ты как? Катька меня напугала, сказала, что ты в больницу попал. – Спросил обеспокоенно тот.
Сава – интроверт. Он, конечно, свободно общается со мной, потому что мы знакомы больше десяти лет. Но незнакомые люди вводят его в жуть, а также звонки по телефону. Поэтому тот факт, что он позвонил, значил многое.
– Был, да. Но уже вышел. Нехуй из-за фигни там валяться.
– А что случилось? А то Катя толком ничего не рассказала.
– Один мудак ввёл меня под гипноз, я увидел какую-то херню несуразную, стал орать и отключился. А все испугались и вызвали скорую.
– И как сейчас себя чувствуешь?
– Нормально. – Соврал я. – Всё отлично, Саванна, просто гипнотизёр оказался редким мудаком.
В трубке послышался смех, а затем скромное:
– Встретиться не хочешь?
– Вечером давай. Сейчас хочу немного отдохнуть.
– Гуд. Напишешь тогда! – Сава сразу же отключился.
Помимо звонков, он терпеть не мог их окончания. Все эти “пока”, “до свидания” и прочая лабуда вселяли в него жуткий страх.
Я положил телефон на стол и попытался поработать над моей новой композицией, которая состояла из обнажённой девушки с расплывшимся лицом, как сливочное масло, хоботом, как у слона, вырывающимся из этого подобия каши, которым она нюхала цветы с кроваво-красными лепестками и жуткими глазами в центре. Цветов было много, потому что девушка стояла в поле, и каждый цветок я прорисовывал с особой любовью, стараясь сделать его ещё сюрреалистичнее и непонятнее, чем предыдущие. Героиня картины у меня была уже прорисована – начинал я именно с неё, её полосы падали на обнажённую грудь, тентакли вместо рук, которые, я просто обожал, как можете заметить, уходили в разные стороны. Цветов нужно было нарисовать ещё много, и я решил заняться этим делом.
Не знаю, как, но я заснул в процессе работы. Я очнулся очень вялым и уставшим, словно, не отдыхал дней пять. Поднял голову и увидел то, что