Гамбит. Татьяна Богатырева
еще в пятом классе, когда Лиля перешла в другую школу. Новенькой пришлось бы несладко, если б Настя не заявила: кто ее тронет – ух я вас! Чем страшен «ух!», Лиля не поняла, а вот остальные поняли хорошо и трогать ее не стали. Дураков не было – связываться с бешеным колобком.
Прозвище, к слову, было меткое. Темненькая, худая и носатая Настасья характером и впрямь напоминала колобка, который от дедушки ушел, от бабушки ушел, заставил волка с зайцем выкурить трубку мира с коноплей и выстроить себе посреди леса терем-теремок, а из лисы набил чучело и поставил в прихожей.
– Эй, Лиля, куда так несешься? – окликнул ее с автостоянки знакомый голос.
Обернулась: куратор стоял около пожилого «ауди», смотрел сердито. Пожала плечами, крикнула:
– На Арбат! – и собралась припустить дальше, но куратор велел:
– Садись, героиня, подвезу. Почти двое суток в камере, а туда же, бегать. Мне за тебя отчитываться, между прочим!
Не отвечая на ворчание, Лиля благодарно улыбнулась и забралась на переднее сиденье. Пришлось убрать с него плюшевую зеленую белку, малость погрызенную и слегка замусоленную. Собака, наверное. Вон и шерсть прилипла, длинная и рыжая. На колли похоже.
– На старый, на новый? – спросил Михаил, выруливая со стоянки.
– Старый.
– Отлично, мне как раз дальше по Садовому, – кивнул он.
До Арбата доехали быстро – суббота, без пробок. Лиля внимательно выслушала рекомендации на ближайшие два дня: не переутомляться, не злоупотреблять метро, есть побольше фруктов и ничего тяжелого. Пообещала послезавтра быть к четырем в центре, поблагодарила, что подвезли, и выскочила из машины.
На Арбате было людно, шумно. У сувенирного расположились приятели-конкуренты, струнники из консы. Играли маленькую ночную серенаду Моцарта – народ образовывался, проникался и кидал в футляр от скрипки мелочь. Увидели Лилю, закивали, заулыбались. Она тоже махнула в ответ.
Своих услышала издалека – Настасья распевала «Карамболину». С гитарным сопровождением получалось своеобразно, но публике нравилось. Лиля остановилась на минутку, выровняла дыхание, вытащила из рюкзачка флейту и подошла. Настя, не прерываясь, кивнула – мол, вижу тебя, подключайся.
Два часа пролетели незаметно. Сыграли немножко Россини в Сенькиной джазовой обработке, дважды отдали дань любимому Настасьей Гершвину. На «Summertime», как всегда, собралась толпа, кто-то даже подпел. Даже в ноты! На этнику и баллады слушателей тоже хватало, а по случаю солнечной погоды народ не жмотился. В общем, вечер удался.
– На пиво хватит, – резюмировал Сенька, когда буквально в десяти шагах панки принялись расчехлять бас. – Пора сворачиваться.
Нахальных укуренных деток весь Арбат считал стихийным бедствием, но связываться не хотел никто. Потому – просто уходили за пределы слышимости или уходили совсем. Настасья гневно засопела и уже открыла рот – обругать конкурентов.