За сколько проданы печали?!. Алексей Покотилов
непробуден,
Разгребая предчувствия знаки,
Разбивая
туманные
«если»
О твоё появление в кресле…
«Ну сколько можно…»
Ну сколько можно
Ползать по годам!
Весьма несложно
Сжечь весь этот хлам,
А прах развеять —
Прямо на закат,
Уже не смея
Веровать в возврат.
Ну сколько можно
Мять
за годом
год!
Уже возможно
Праздновать уход?
«Ночь нашёптывает шорох…»
Ночь нашёптывает шорох:
Темнота до черноты.
В межпланетных коридорах
Пропадём и я и ты.
Ночь дочитывает судьбы,
Только пальцами хрустит.
Разве мы друг другу судьи
В тесноте квартирных плит?
Ночь вычерчивает числа
У заснеженных террас.
Не спеши искать в них смысла,
Эти числа – не про нас.
Наша ночь ещё кочует
По неведомым мирам:
Тороплюсь зажечь свечу я —
Рано нам
в межзвёздный храм!
«В мойке чашка, в чашке ложка…»
В мойке чашка, в чашке ложка,
В ложке розовая крошка.
Эта крошка от бисквита
Не случайно здесь забыта:
Тихой полночью из крана
Два весёлых таракана
Выпадали прямо в ложку
И съедали эту крошку.
Тараканам тоже нужен
Вкусный,
сытный,
сладкий ужин.
Из неведомых щелей
К ним являлся муравей,
Он свистел, кряхтел, но ойкнув,
Вдруг валился прямо в мойку.
Этот рыжий шустрый друг
Появлялся здесь не вдруг!
Но сегодня было странно —
Не явились тараканы,
Не явился из щелей
Рыжий шустрик – муравей.
Завибрировала ложка,
Закричала в ложке крошка:
«Я – племянница бисквита,
Не хочу быть здесь забыта!
Рыжий шустрик – муравей,
Появляйся поскорей!
Вы, извилины всех кранов,
Пропустите тараканов!»
Крошка вжалась,
втерлась в ложку,
Только утром смыли крошку.
И не будет тараканов
Ни из шкафа, ни из кранов.
Не возникнет муравей
Из неведомых щелей.
С них теперь какой уж спрос —
Убаюкнул дихлофос,
Чтоб рассыпать их на крошки
Для неведомой им ложки.
«Пергамент сыра…»
Пергамент сыра,
весь в слезах,
Врастает в матовость фарфора,
Салют свечей
кружит в глазах
Лёд серебра
витых приборов.
Вот и Бордо
влилось в бокал,
Рубины