Витязь. Содружество невозможных. Наталия Нестерова
пучками разнородной растительности на лице, толстенький, с пальцами-сосисками, непонятно как управляющимися с тончайшими иглами и шелковыми нитками, он привлек, обнял, облобызал бабушку так, словно имел на это полнейшее право, и увел в упоминавшийся кабинет, плотно притворив за собой дверь. Измерения всегда длились долго, и мешать было нельзя – при любом вопросе или стуке Абрам Израилович ругался, не открывая, – так, что краснели даже стены.
Лев Абрамович выглядел очень похожим на отца – та же приземистая фигура, те же сивые уже в сорок лет, разросшиеся брови, тот же крупный нос. Глаза его всегда сияли, и Ирма, уже делаясь девушкой, недоумевала, отчего настолько страшный коротышка способен шить такие умопомрачительные вещи и отчего к нему так липнут женщины.
Абрам Израилович вроде бы даже не почил, хотя лет был преклонных, а убыл на историческую родину, так как в национальной принадлежности тут не усомнились бы даже самые строгие генетики. Но Лев-то Абрамович оставался там же – в квартире, заполненной запахами горячего утюга, тканей, старого деревянного пола, старых бумажных обоев, которые отходили кое-где, обнажая пожелтевшие газеты за 1935, 1936 и 1937 годы.
– Ирма!
– А? – Ирма вздрогнула.
Витязь смотрел ей в глаза и улыбался.
– Ты куда-то ушла, Ирма. Что ты вспоминаешь?
– Ты поел?
– Я попил. – Нолдоринец показал на три бутылки разных марок воды; одна была пуста. – Мне достаточно.
– Я чувствую себя обжорой, – призналась Ирма.
– Ты человек. – Остроухий пожал плечом.
Последний раз Ирма переступала порог квартиры на Красных Воротах перед своей последней свадьбой. Все решалось стремительно, на нервах; гости ожидались самые полезные и высокопоставленные. Лев Абрамович за трое суток сшил ей невероятную вещь, напоминающую ночную сорочку и платье принцессы одновременно, и взял за нее как за вертолет. Последние сутки ушли на то, чтобы три юные девушки, которыми себя любил окружать пожилой портной – и никак не стилист и не кутюрье, никак! – вручную вышили наряд тончайшими нитками в тон.
Ирма вздохнула.
– Что ты придумала? – с любопытством спросил Тайтингиль.
– Сейчас домой на пару минут, – решительно сказала Ирма, – и потом ко Льву Абрамовичу. Я не буду звонить, если там старые порядки, меня должны узнать.
– Лев-абрамович?
– Он шьет одежду, – улыбнулась Ирма. – С твоими запросами иного варианта не вижу, витязь. Поедем.
Нолдоринец кивнул.
Ирмина машина мягко прошуршала шинами в тесно заставленном дворике. Странно, везде уже платная парковка, а тут все еще можно втиснуться… Вот и задняя дверь подъезда – высокое парадное со стороны Садового кольца наглухо закупорено. Домофон не работает. Подъезд пахнет истинной московской стариной; витые чугунные перила идут наверх, к пролету лифта с сетчатой дверью, открываемой вручную. Не переделали еще.
И слава богу.
Подниматься наверх