Химера. Вивьен Дэл
худалой коры или взмах потревоженного крыла заставляет душу дребезжать в испуге, сердце откинуть в пятки и бежать так, чтобы воздух рассекал белокурые пряди, с особым усилием и рвением выжить, иначе оно обязательно догонит. Лёгкие сдавливает, как под прессом, увы не тяжёлых книг, с которыми мальчик ещё вчера готовился к предстоящим экзаменам, а от нехватки кислорода. Бежать, не останавливаться. Его медовые глаза, прежде горящие новыми познаниями и страстью к поэзии, сейчас полыхают в слезах, безысходностью расщепляя путь и размывая силуэты деревьев. Бежать, не останавливаться! Ноги, что никогда не подводили на уроках физкультуры, в один момент загибаются на неровной земле под болезненный вскрик, сдирая ладони и теряя туфлю с ушибленной ноги, начинающая остро ныть, с трудом на неё опираясь.
Где-то позади, в обманчивой глубине раздаётся утробное рычание голодного зверя.
Бежать!.. Не останавливаться…
***
Сухие, вечно потрескавшиеся губы зажимают необходимую для раздумий сигарету, прикуривая поток не озвученных мыслей с кроткой затяжкой, дабы распробовать излюбленный ментол на кончике языка и дать следователю, нервно сдирающий щёку изнутри, ещё немного времени перед тем, как озвучить окончательное решение. Предоставленные фотографии с места происшествия разложены на столе, отчего становится дурно: не из-за ужасающих на них кадров, разодранного до неузнаваемости лица, располосованного тела, откусанной руки и не в следах огромной двухметровой твари дело. Дурно от того, как все эти чёткие снимки идеально ровно выложены в хронологическом порядке, словно в этом кроется отдельный смысл, способный помочь в расследовании или выявить мотивы бесчувственного зверя, которому посвятили отдельную папку с результатами судебно-медицинской экспертизы. Руки чешутся перемешать каждый документ, сорвать скрепки, оголить бумагу от шуршащих файлов и переплётов, раскидывая их по всему столу, чтобы вытеснить логическую цепочку и изучить по новой, как на ладони, как привык работать детектив, запираясь в замкнутом пространстве. Вторая затяжка вязко оседает в прокуренных лёгких, когда предположительное время смерти пятнадцатилетнего подростка привлекает внимание с указанным заключением – остановка сердца. Травматический шок?
Интересно.
– Что думаешь? – отзывает следователь местного уголовного отдела, утомившись наматывать круги по своему кабинету и остановившись напротив курящего мужчины, лениво покачивающегося на стуле.
– Двести тысяч касс[1] и три месяца с одной неделей в запасе, – беспристрастно предлагает Фрэд услуги своего сыскного бюро по личной расценке, исходя из данных, собранных криминалистами, и тушит недокуренную сигарету в переносной пепельнице.
– Ты не понял, – непривычно шипит Роджер, видно, не в духе, заставляя поднять на себя проницательный в оттенке чёрного тмина взгляд. – Я вызвал тебя не в качестве частного сыщика. Это дело скоро передадут в Центральный округ по борьбе с нечестивой силой. Им будут заниматься специалисты покрупнее нашего подразделения, если в назначенный срок мы не предоставим хоть какие-то зацепки, – напряжённо выдыхает он и, сердито поджав челюсть, упирает ладони в бока, всем видом показывая, как ему не прельстит этот исход событий. – Если они что-то откопают, весь наш штаб переведут или, что ещё хуже, уволят, заменив более опытными сотрудниками.
– Меня это как касается?
– Вот именно, что никак, – чуть ли не рявкает, – и это бесит больше всего! – Фрэд растерянно усмехается, наблюдая за дёрганными движениями следователя, снимающий пиджак и сбрасывающий его на спинку стула, на которую после опирается ладонями, тяжко вздыхая. Выглядит отчаянным. – Ты должен помочь мне.
– Благотворительностью, увы, не занимаюсь, – недоумённо ведёт он бровью.
– Я найду другой способ расплатиться с тобой. Дело уже ввели в Следственный комитет, я не вправе предоставлять сведения лицам коммерческой деятельности, то есть тебе, как детективу, – объясняется Роджер и грузно присаживается за стол, сцепив ладони между собой, вмиг посерев от допустимой мысли, что ему могут отказать, быстро и безоговорочно. – Но ты можешь вступить в штаб на неопределённый срок в интересах службы как сотрудник. Все документы у тебя на руках…
– Я не вернусь в органы, – отрезает Фрэд грубо, даже не дослушав, заметно хмурится от раздражения. – Это не моя сфера деятельности. Ты лучше всего это знаешь.
– Знаю. Поэтому готов пойти на уступки, несмотря на риски этого самоуправства. Ты вступишь в команду и никто, – выделяет он серьёзным тоном, повторяя: – никто, кроме тебя, не будет иметь доступ к процессу расследования. Никто не будет мешать, спотыкаться на ходу, вести подозрения параллельно с тобой. Только ты и «Химера».
– Химера?
– Название дела.
– Весьма поэтично, – с глухой усмешкой подмечает детектив, спуская взгляд к раскрытым папкам и по привычке смачивая нижнюю губу от сухости содранной кожицы.
Он задумчиво обводит металлический корпус переносной пепельницы большим пальцем и выискивает в себе хоть какой-либо интерес к данному предложению. Всю жизнь Фрэд-Грегори