Потерянные в Великом походе. Майкл С. Ван
в приюте так сильно трясли кровати заспавшихся сирот, что скидывали бедолаг на пол. Затем дети отправлялись строем на первый этаж, где находился большущий цех с длинными металлическими столами. Там они десять часов подряд шили носки, рубашки или перчатки.
– А ну просыпайся, бездельник. Я вчера тридцать ли отмахал, и ничего – все равно встал до рассвета, – лейтенант Дао присел на корточки и улыбнулся. – Когда рядом никого нет, дрыхни хоть до полудня, а сейчас дело другое. Раз все уже поднялись, то и тебе лодырничать никто не даст.
Остальные сослуживцы уже отправились в Зал пролетарской диктатуры – самую большую пещеру в Тецзиншани. Взводы обычно трапезничали в отведенных им под расположение пещерах или хижинах, но в особых случаях – после победы, перед выдвижением на передовую или во время празднования нового года – Зал пролетарской диктатуры, служивший парадным, открывали на несколько дней, и бойцы пировали там все вместе.
Пин спал накрывшись одеялом с головой и, видать, не услышал ни петухов, ни рожков, сигналивших побудку в пять, шесть и семь утра. Он застегнул гимнастерку, натянул ватные штаны и выбежал из пещеры, прижимая рукой к голове фуражку, чтобы ее не унесло вечно задувавшим в высокогорье ветром. Когда он перебрался по шаткому мосту через водопад Лунтань и домчался до восточного склона горы, парадный зал был переполнен.
Ему пришлось прождать в очереди двадцать минут, прежде чем освободилось место, однако, оказавшись внутри, Пин обнаружил, что скамейки, отведенные для его взвода, полностью заняты. Сначала он испытал облегчение, увидев Ло, сидевшего рядом с Юн: Пин решил, что его друг приберег для него местечко, однако, когда он похлопал Ло по спине и попытался втиснуть ногу между ними, друг шлепнул по ней рукой. Не удосужившись поднять глаза, Ло сказал:
– К чему сидеть в тесноте, братец? Неужели других мест нет?
Пину пришлось устроиться за шесть скамеек от взвода: ему помахал, приглашая присоединиться, минометчик из другого подразделения. Где-то с год назад Пин сделал ему гранату из помятого куска жести.
Вне себя от возмущения Пин уминал завтрак, состоявший из каши, батата и репы, то и дело поглядывая на Ло и Юна, судя по всему, поглощенных увлекательной беседой. Ло стащил краюху кукурузного хлеба с тарелки Юн, а она несколько раз рассмеялась, откинув голову назад. Они вели себя так, словно дружили уже не первый год. Разок взглянули на Пина и захихикали. Над чем они смеялись? Над ним? Или их позабавило нечто другое, находящееся позади него? Пин обернулся, но увидел только сморкающегося солдата. «Что их так развеселило?» – задумался он. Он никогда раньше не видел, чтобы Ло и Юн общались друг с другом подобным образом.
Когда парадный зал начал пустеть, Пин поднялся и направился к парочке. На полпути Ло и Юн сами встали и двинулись в его направлении.
– Ло… – Пин все никак не мог найти нужных слов.
– А вот и ты, братец! Мы как раз собирались с тобой поговорить. – Ло положил руку на плечо Пина, и его лицо приобрело серьезное выражение. –